Тыл-фронт

Генерал Николаенко прибыл в сопровождении трех техников и двух командиров своего штаба. Одного из них. Рощин знал: вместе кончали училище. Сейчас тот выглядел щеголевато и небрежно поглядывал на Рощина, не узнавал его. «Поступки недалеких подчиненных до некоторой степени отражают мнение начальства», — раздраженно подумал Рощин и оттого не доложил, а с каким-то азартом отчеканил рапорт.

— Здравствуйте, старший лейтенант, — подал руку Николаенко. — Недоброжелательно встречаете, — добавил он, взглянув на хмурое, замкнутое лицо Рощина.

— Товарищ Рощин всегда отличался эксцентричностью, — не скрывая иронии, заметил бывший однокурсник.

Рощин промолчал.

— Прошу заняться своими делами, товарищи, — приказал Николаенко, морщась от замечания штабника. — Где старший политрук Бурлов? — спросил он Рощина.

— Во второй полубатарее, товарищ генерал, — доложил Рощин.

Николаенко прошел в командирский блиндаж, Рощин последовал за ним. Поняв, что батарею будут проверять, старший лейтенант почувствовал облегчение.

— Плохое начало? — расстегивая шинель и снимая папаху, спросил Николаенко.

— Плохое, товарищ генерал, — сумрачно ответил Рощин. — Немного даже растерялся.

— Растерялись? Это плохо. За вами люди.

По голосу, по взгляду Рощин понял, что генерала тревожит то же, что и его. Не ожидая вопросов, рассказал все, что знал и предполагал о Кривоступенко. Именно рассказал: медленно, вдумчиво, анализируя.

— Главное — он враг, товарищ Рощин, — заметил. Николаенко. — Прошлое его к этому привело или настоящее, не так уж важно. — И после небольшой паузы добавил: — К двадцатому марта оборудовать новый центральный пункт. Батарею на это время от дежурства освободить. Линейным взводом кто командует?

— Старший сержант Ошурин.

— Представляйте его на присвоение звания, — приказал генерал. — На отделение, которое в ту ночь несло дежурство, подберите нового командира, — из коммунистов, знающих дело. В марте получите новую технику. Рассчитывайте на увеличение штата. Человек сорок-пятьдесят дополнительно прибудет.

— Товарищ генерал, я бы просил поставить батарею на довольствие непосредственно в дивизию. Да и вообще бы оперативно подчинить полковнику Мурманскому. Штаб дивизии рядом, тыловые подразделения недалеко.

— Согласую с начальником штаба армии и попрошу отдать распоряжение.

В блиндаж вошел приехавший с Николаенко автотехник.

— Автопарк проверен, товарищ генерал, — доложил он. — Все в порядке.

— Товарищ генерал, разрешите мне выйти, узнать, что там делается? — смущенно попросил Рощин.

— Боитесь за батарею?

— Нет. Хоть и не моя заслуга, а в батарее я уверен, — ответил Рощин. — Но все-таки…

Генерал понимающе кивнул:

— Идите.

7

В Харбине уже несколько дней готовились к встрече главнокомандующего Квантунской армии. По приказу мэра города полторы тысячи китайцев мели, скребли, посыпали песком ведущие от аэродрома к Центру города улицы. В день прибытия Умедзу с рассветом вдоль улиц выстроились шпалерами тепло одетые жандармские и полевые войска. На тротуарах толпились японские колонисты, специально приглашенные русские эмигранты и просто любопытная публика.

С девяти часов к аэродрому потянулись машины с представителями городских властей и руководителей различных «добровольных обществ» русских белоэмигрантов. В десять часов утра подъехал Кислицын с Карцевым и Ермиловым. Отвечая на поклоны, он излишне оживленно шутил и тревожно поглядывал то на дорогу, то на восточную часть неба.

Наконец в двенадцатом часу отдельной колонной, как на параде, появились массивные лимузины с руководителями японской военной миссии и высших чинов харбинского гарнизона.

К старшему генералу, придерживая саблю, подбежал комендант города и вполголоса удовлетворенно доложил:

— Господин генерал, ваши указания по организации и поддержанию порядка выполнены.

— Уберите этих подальше, — небрежно махнул тот рукой в сторону Кислицына и собравшейся около него эмигрантской знати.

В небе послышался гул самолетов. Описав круг, на аэродром опустился самолет Умедзу. Следом за ним сели сопровождавшие его истребители.

Главнокомандующий выслушал рапорт и, не обращая внимания на приветственные восклицания, уселся в машину. Умедзу был в плохом настроении. Оно объяснялось тем, что генерал увидел на границе и узнал из докладов командиров соединений. Эти сообщения превзошли все его ожидания. За восемь месяцев русские проделали работу, в другое время занявшую бы годы. Пограничные укрепления, которые не так давно легко можно было сломить, превратились в «мертвую» полосу. И если в Токио еще многие считали, что сопротивление русских легко преодолеть, то генерал Умедзу не разделял этого мнения. Он считал, что его армия предназначена для завершающего удара по Советам. И этот удар может стать последним только тогда, когда основательно пошатнется фронт России на Западе…

Первые три дня Умедзу инспектировал части харбинского гарнизона. На четвертый — посетил отряд. С лабораториями и производственными помещениями главнокомандующего знакомил сам генерал Исии. Их сопровождала группа ведущих специалистов.