Тысяча бумажных птиц

Это весьма скрупулезная работа: писать слова в зеркальном отражении на строго определенных участках листа. Тишина в комнате оглушает. Минуты растягиваются в часы. Хлоя забыла о времени, но к трем часам ночи чернила уже высыхают. Убедившись, что слова не смажутся, Хлоя складывает фигурку по старым сгибам. Осталось только вдохнуть в нее жизнь. Хлоя подносит ко рту птичье брюшко, легонько дует в отверстие, и бумажный голубь, татуированный черными чернилами, обретает объем. Хлоя расправляет ему крылья, потом находит красную коробку и сажает его в гнездо. Она собирается оставить свое послание в квартире Джоны, но хватит ли ей смелости? Все завернуто в этой птице. Вся ее жизнь.

* * *

26 апреля 2004

Обычное утро, понедельник. Я сидела за столом, наблюдала, как Джона ест тост. Он стоял у кухонной стойки, просматривал спортивную страницу в газете, а я вспоминала свой сегодняшний сон – в этом сне мы с Гарри занимались любовью.

Вокруг нас обоих был обернут оранжевый шарф. Он струился по белым простыням в комнате, залитой солнечным светом. В этом слепящем свете наша кожа казалась тусклой, мои веснушки как будто выцвели, свет растворял в себе все – даже чувство наслаждения, пока не осталось вообще ничего, кроме сияющей белизны.

Передавая Джо молоко, я смотрела на него и не верила, что его бордовая водолазка когда-то казалась мне очаровательным ретро. Все, что он делал, меня раздражало: как он полощет рот кофе, словно это зубной эликсир, как он напевает «О, прекрасные твари» – я это слышала тысячу раз. Сколько можно?

Это несправедливо – делать его виноватым, но я не привыкла к тому, чтобы чувствовать себя вероломной мерзавкой. Когда Джо уезжал на гастроли, я изводила себя параноидальными мыслями, что он там вовсю развлекается с девками, но теперь я сама стала предательницей. От родительских генов никуда не денешься – и теперь я знаю, что каждый день заключает в себе миллионы возможностей. Я могу выбирать, быть или не быть развратной сукой, недовольной бунтаркой или просто счастливой женщиной.

Джона доедал тост, а я поглядывала на дверь. Смогу ли я выйти наружу?

Я сказала, что мне нужно идти. Он спросил, куда, и я ответила правду. Я иду в сады Кью. Сегодня мне надо быть на Бейкер-стрит, но у меня есть еще час – я хочу прогуляться, проветрить голову. Он выжидающе посмотрел на меня, мол, а где утренний поцелуй? Я схватила пальто и быстро чмокнула его в щеку.

Сердечный трепет, нервная дрожь. Бегство из дома. Эхо моих виноватых шагов. Я примчалась к Разрушенной арке, и там было три варианта. Я выбрала правый тоннель и вошла в темноту.

Голос Гарри – приветливый и радушный. Он стал рассказывать об архитекторе, который построил эту арку, чтобы напомнить людям о неумолимом ходе времени. Но я была не в настроении для исторических экскурсов для туристов. Я сказала, что нам нужно поговорить.