Тысяча и один день Никиты Сергеевича

Ему доложили, что вся иностранная печать в один голос пишет, что советский премьер сорвал саммит в Париже. «Нью-Йорк таймс», например, вышла с большим заголовком на первой полосе: «Столкновение между СССР и США сорвало переговоры на высшем уровне. Хрущев отменил визит Эйзенхауэра. Президент сообщил, что со шпионскими полетами У-2 покончено».

По телефону из Москвы сообщили, что «Правда» и «Известия» публикуют материалы о митингах, которые проходят в эти дни по всей стране. На них трудящиеся клеймят позором агрессивную политику американского президента и заявляют, что его приезд в Советский Союз нужно отменить. «Литературная газета» опубликовала открытое письмо Михаила Шолохова и других видных советских писателей, которые осуждают шпионские полеты США. Вечером московское телевидение показало документальный фильм о зверствах американских империалистов в Корее. Снова началось глушение «Голоса Америки» и других вражеских голосов, которое было приостановлено после кэмп-дэвидской встречи.

Хрущев удовлетворенно кивал: все идет как надо.

— А что слышно в Париже?

Резидент КГБ, как бы стесняясь, сообщил: по городу распространяется слух, что вчерашнее заявление президента США, отменившего шпионские полеты, практически сняло препятствие к открытию саммита. Дело теперь за чистой формальностью. Сегодня, очевидно, состоится телефонный разговор между советским премьером и американским президентом, в ходе которого Эйзенхауэр выразит свое сожаление.

Хрущев сразу посуровел:

— Кто распустил этот слух?

— Мы не располагаем пока достоверной информацией…

Кто-то из дипломатов предположил, что едва ли это сделали американцы. Скорее, это дело рук англичан или французов, которые забрасывают такую приманку и нам, и американцам.

— Нет, — твердо сказал Хрущев, — мелко берешь. Тут явно видна волосатая лапа хозяина — американских спецслужб. Это они кашу заваривают. А зачем нам нужны их извинения? Разве после того, что произошло, можно о чем-либо договориться? Даже этот карась-идеалист Макмиллан, который у нас вчера плакался, и тот понимает, что все надо начинать сначала.

Потом, после некоторого раздумья, спросил:

— А что, болтаются где-нибудь поблизости иностранные журналисты?

Ему доложили, что стоят у ворот человек десять.

— Сейчас я им все разобъясню.

Хрущев вышел за ворота посольства — на часах было примерно половина десятого. Журналисты сразу же бросились к нему. Он остановился, широко улыбаясь, так, что сверкнули нержавеющей сталью его зубы, и громко произнес:

— Если президент Эйзенхауэр не принесет мне извинений и не признает, что Соединенные Штаты совершили агрессивный акт против Советского Союза, я возвращаюсь домой.

И показал рукой, как взлетает самолет.

— Все, господа. Гуд бай!

Довольный собой, он смотрел, как дружно бросились иностранные корреспонденты к ближайшим телефонам, чтобы сообщить в редакции эту сенсационную новость.

Вернувшись в кабинет, Никита Сергеевич сказал:

— Слушай, Родион, а не поехать ли нам с тобой погулять. Пусть Эйзенхауэр мне звонит, а меня нет. Вот попрыгает «май френд»! А на хозяйстве Громыко оставим, но со строгими инструкциями ничего не делать и ничего не решать. У него это хорошо получается. — И Хрущев засмеялся. — Только, пожалуй, пусть к своему дружку Ллойду съездит и послушает, что он интересного расскажет. Как, Родион?

— Так точно, Никита Сергеевич, идея хорошая, — поднялся со своего места маршал. — Я тут служил еще во время первой мировой войны, совсем неподалеку от Парижа наша часть стояла. Можно съездить и посмотреть.

Хрущеву это предложение понравилось. Тут явно можно было перекинуть мостик к общим интересам России и Франции в борьбе против германского реваншизма. Пусть французы вспомнят, что и русские проливали кровь на французских полях, защищая их от немцев.

Через пятнадцать минут вереница черных лимузинов выкатила из ворот посольства. Все движение в центре Парижа замерло. Напрасно французские водители, не привыкшие к таким задержкам, сигналили перед светофорами, пока черные машины мчались к полям, где происходила битва на Марне.

Поистине правы были те шутники во французской столице, которые, глядя на всю эту кутерьму, горько иронизировали, что Бог создал американцев по образу и подобию русских.

Этим же утром Эйзенхауэр пригласил к себе в резиденцию на улице Иена Гертера, Гудпастера и Хеггерти. Он тоже хотел обсудить тактическую линию на предстоящий день и послушать новости. Все это было в порядке вещей.

Помощники рассказали президенту, что русские распускают по Парижу слух: прекращение полетов У-2 снимает главное препятствие к саммиту. Нужен простой телефонный звонок Эйзенхауэра Хрущеву с выражением сожаления, и саммит сможет начать работу. Однако было и другое сообщение — пилоты Хрущева срочно покинули квартиры и выехали в аэропорт. После небольшой дискуссии все это было сочтено интригой русских, намеревавшихся вести войну нервов и заставить Соединенные Штаты принять их требования.

Что же делать?