Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Обращайся к кому тебе угодно, – отвечал начальник полиции.

Неамех отправился во дворец наместника. Отец его был одним из известнейших людей в городе; поэтому, когда он явился во дворец, наместнику тотчас же доложили о нем, и Эль-Хаджай приказал принять его.

– Что тебе надо? – спросил у него наместник.

– То-то и то-то, – сказал ему Неамех, – случилось со мной.

– Приведи ко мне начальника полиции, – сказал ему Эль-Хаджай, – и мы прикажем ему искать старуху.

Когда начальник полиции явился к нему, то наместник сказал:

– Я желаю, чтобы ты поискал рабыню Неамеха, сына Эр-Рабеки.

– Кто же, кроме Бога (да святится, имя Его), может знать, где таится скрытое?

– Ты должен взять с собою трех верховых, – сказал ему наместник, – и искать девушку по большим дорогам и по городам… Если твоя рабыня, – прибавил он, глядя на Неамеха, – не найдется, то я дам тебе десять рабынь из своего дома и десять из дома начальника полиции… А ты, – обратился он к начальнику полиции, – отправляйся на поиски.

Неамех были так огорчен, что жизнь ему была не мила. Ему было четырнадцать лет, и на лице его не было еще ни волоска. Он плакал и горевал, и уходили из дому, и не переставал до утра проливать слезы. А отец его пришел и сказал ему:

– О сын мой, ведь это Эль-Хаджай хитростью увел нашу девочку, но Господь поможет нам.

Однако горе подействовало на Неамеха так, что он не стал говорить и не узнавал окружающих. В таком положении он пробыл три месяца и так изменился, что его отец начал отчаиваться, и врачи, навещавшие его, в один голос говорили, что помочь ему можно только, найдя девочку.

Однажды отец его услыхал об одном очень хорошем персидском враче, о котором народ говорил как о человеке с глубокими познаниями медицины и астрологии. Эр-Рабека тотчас же пригласил его, и когда он пришел, то он посадил его рядом с собою, приняв его с почетом, и сказал ему:

– Посмотри, пожалуйста, моего сына.

– Дай мне твою руку, – сказал врачи больному. Персиянин пощупал ему руки, посмотрел ему в лицо и, засмеявшись, посмотрел на отца.

– У сына твоего, – сказал он, – только болит сердце.

– Это правда, – отвечал Эр-Рабека, – сообрази, о мудрец, состояние его здоровья, и не скрывай от меня ничего.

– Он страдает от любви к девочке, а девочка эта или в Эль-Бахраме, или в Дамаске, и сын твой исцелится, только соединившись с нею.

– Если ты соединишь их, – отвечал Эр-Рабека, – то я дам тебе столько денег, что ты всю жизнь проживешь в довольстве.

– Это можно сделать и легко, и скоро, – отвечал персиянин; затем, посмотрев на Неамеха, он прибавил: – все кончится благополучно, поэтому успокойся и развеселись. Прежде всего, – сказал он отцу, – достань четыре тысячи червонцев.

Эр-Рабека принес персиянину требуемые деньги.

– Я желаю, – сказал врач, – чтобы сын твой поехал со мной в Дамаск, и если будет угодно Богу (да святится имя Его), я не вернусь без девушки-рабыни.

– Как тебя зовут? – спросил он у больного.

– Неамехом.

– О Неамех, – сказал он, – сядь, и да хранит тебя Господь (да святится имя Его). Бог соединит тебя с твоей возлюбленной.

Больной сел, а персиянин сказал ему:

– Будь тверд, так как мы сегодня же поедем, поешь, выпей и успокойся, для того чтобы подкрепить свои силы.

Персиянин приготовился к дороге, и, кроме лошадей, верблюдов и вьючного скота для вещей, он получил от отца Неамеха требуемую сумму. После этого Неамех простился с отцом и матерью и поехал с мудрецом в Алеппо. Но там, по справкам, такой рабыни не оказалось. После того они приехали в Дамаск, и, прожив там три дня, персиянин взял лавку и уставил в ней полки дорогим китайским фарфором, убрав золотом и дорогими материалом, поставил перед собой склянки с различными мазями и сиропами, кругом уставил хрустальными кубками и перед собой поставил астролябию. Он оделся в платье мудрецов и врачей, а Неамеха одели в рубашку и шелковый халат и подвязали его шелковым шитым золотом кушаком.

– Отныне, Неамех, – сказал он, – ты мой сын, и поэтому меня не называй иначе, как отцом, а я буду звать тебя сыном.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал Неамех.

Обитатели города Дамаска собрались перед лавкой персиянина, глядя на красоту Неамеха и любуясь дорогими товарами и великолепными убранством лавки. Персиянин разговаривал с Неамехом по-персидски, и Неамех отвечал ему тоже по-персидски, так как знал этот языки, которому знатные дети обыкновенно обучались. Слава персиянина разнеслась по всему Дамаску, и народ приходил к нему с жалобами на свои страдания, и он давал им средства. Слава его достигла и домов знатных людей.

Однажды, сидя у себя в лавке, он увидал подъехавшую на осле старуху. Седло на осле было парчовое, украшенное бриллиантами. Женщина остановилась у лавки персиянина и, потянув узду, знаком подозвала персиянина и сказала ему:

– Помоги мне встать.

Он подал ей руку, и она сошла с осла.

– Ты – персидский врач, прибывший из Эль-Эрака?

– Да, – отвечал он.

– Знай, что у меня есть дочь, очень больная.

Она описала симптомы ее болезни, и он сказал: