Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Но Неамех по-прежнему ничего не отвечал ей. После этого она сказала своей служанке:

– Встань у дверей и никого не пускай.

Она подошла к нему, и, увидав, как он хорош, сказала:

– О девушка, скажи мне, кто ты такая, и как тебя зовут, и зачем ты пришла сюда, так как доныне я никогда здесь тебя не видела?

Но Неамех ничего не отвечал, что очень рассердило сестру халифа, и она рукой придавила грудь Неамеха, и тотчас же увидала, что перед нею не женщина, и хотела снять с него верхнее платье, чтобы убедиться в своем подозрении, но тут Неамех сказал ей:

– О госпожа моя, я мамелюк, и ты можешь приобрести меня. Я отдаю себя под твое покровительство. Не оставь меня.

– Никакой беды с тобой не случится, – сказала она ему. – Скажи, кто ты такой, и кто привел тебя ко мне в комнату?

– Я известен, о госпожа моя, – отвечал он, – под именем Неамеха, сына Эр-Рабеки из Эль-Куфеха, и я не жалел своей жизни для своей рабыни-девочки Ноамы, которую хитростью увел от меня Эль-Хаджай и поселил сюда.

– Никакой беды с тобой не случится, – снова сказала она ему.

Затем, позвав служанку, она сказала ей:

– Сходи в комнату Ноамы.

Между тем старуха, спустя некоторое время придя в комнату Ноамы, спросила ее:

– Ну, что же, хозяин твой приходил к тебе?

– Клянусь Аллахом, не приходил, – отвечала она.

– Верно, он ошибся, – заметила старуха, – и вошел в какую-нибудь другую комнату, а не к тебе.

– Власть и могущество в руках Бога всевышнего! Нить нашей жизни порвалась, и нам суждено погибнуть.

Они сели обе, чтобы обдумать свое положение, как явилась к ним служанка сестры халифа и, поклонившись Ноаме, сказала ей:

– Госпожа моя просит тебя пожаловать к ней.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечала Ноама.

– Может быть, господин твой с сестрой халифа, – заметила старуха, – и завеса приподнята?

Ноама тотчас же встала и пошла в комнату сестры халифа, которая сказала ей:

– Со мной сидит твой господин. Он, очевидно, ошибся дверью, но ты ничего не бойся, и ему бояться тоже нечего.

Услыхав это, Ноама успокоилась. Она подошла к своему хозяину Неамеху, а он при входе ее встал. Они обнялись и оба упали в обморок. Когда они пришли в себя, сестра халифа сказала им:

– Садитесь, и мы все подумаем, что нам делать, чтобы выпутаться из такого положения.

– Слушаем и повинуемся, – отвечали они. – Приказывай, что нам делать.

– Клянусь Аллахом, ничего дурного мы вам не сделаем, – сказала сестра халифа и, обратившись к прислуге, прибавила: – принеси кушанья и вино.

Служанка принесла то, что ей приказали; они насытились и потом принялись за вино. Кубок стал ходить по рукам, и они повеселели, но Неамех сказал:

– Хотелось бы мне знать; что-то будет после этого.

– О Неамех, – сказала сестра халифа, – ты очень любишь Ноаму?

– О госпожа моя, – отвечал он, – любовь к ней поставила меня в настоящую смертельную опасность.

– А ты, Ноама, – продолжала она, – любишь своего хозяина Неамеха?

– О госпожа моя, – отвечала Ноам, – поистине любовь к нему истощила мое тело и изменила меня.

– Да, клянусь Аллахом, – отвечала сестра халифа, – вы любите друг друга, и да погибнет разлучивший вас. Ну, развеселитесь и возликуйте!

Они действительно были довольны.

Ноама попросила дать ей лютню, и когда лютню принесли, она взяла ее, настроила и запела следующие стихи:

Да, если бы единственным желаньем
Клеветников была разлука наша,
Хотя на нас обоих нет вины,
Которая достойна кровной мести,
И если бы они на нас наслали
Бряцание войны и не имели
Союзников в то время никаких мы,
То я твоим бы их убила взором,
Рыданием и вздохами моими,
Мечом, потоком бурным и огнем.

Она подала лютню своему господину Неамеху, сказав ему:

– Спой нам какие-нибудь стихи.

Он взял лютню, натянул струны и, взяв нисколько стройных аккордов, запел:

С тобой имела бы большое сходство
Та полная луна на небесах,
Когда б на ней отсутствовали пятна!
И солнце было бы тебе подобно,
Когда б оно совсем не затмевалось.
Поистине, дивлюсь я, как любовь
Полна чудес – и спутники ее:
Жар страсти, беспокойный дух и пламя.

Когда он окончил песню, Ноам налила кубок и подала ему. Он принял его, выпил и, наполнив еще кубок, подал сестре халифа, которая, опорожнив его, взяла лютню и, настроив ее, пропела:

В моей душе живут тоска и горе,
А грудь моя огнем пылает страсти,
Мое заметно исхудало тело,
И весь мой стройный и красивый стан
Утратил силу от разлуки с милой.