Фаризада направилась к Дереву и услышала несущееся от него пение. И поняла она тогда, что находится перед Поющим Деревом. Ни ветерок в садах Персии, ни индийские лютни, ни арфы Сирии, ни египетские гитары никогда не издавали звуков, могущих сравняться с этим хором тысячи невидимых ртов, заключавшихся в листьях этого Дерева-музыканта.
И когда Фаризада опомнилась от восхищения, в которое погрузила ее эта музыка, она сорвала ветку с Поющего Дерева, вернулась к Птице Бюльбюль и попросила указать ей место, где находится Вода Золотые Струи. И Говорящая Птица велела ей повернуться на запад и посмотреть за голубой скалой, которую она увидит там. И повернулась Фаризада на запад и увидела скалу нежно-бирюзового цвета. И направилась она в ту сторону и за бирюзовою скалою увидела тонкую струйку источника, подобную расплавленному золоту. И эта золотая вода, вытекавшая из бирюзовой скалы, была тем более изумительной, что была прохладна и светла, как топаз. А на скале в нише была помещена хрустальная урна. И Фаризада взяла эту урну и наполнила ее великолепной водой. И она вернулась к Бюльбюль с хрустальной урной на плече и поющей веткой в руке.
И таким образом Фаризада Розовая Улыбка овладела тремя несравненными предметами.
И сказала тогда она Птице Бюльбюль:
— О прекраснейшая из птиц, у меня есть и еще просьба к тебе! И для исполнения этого дела я и пришла искать тебя из далекого края.
А когда Птица попросила ее высказать эту просьбу, она произнесла дрожащим голосом:
— Мои братья! О Бюльбюль, мои братья!
Услышав эти слова, Бюльбюль, видимо, смутилась, потому что знала, что не в ее власти бороться с силами невидимого и его чарами, и потому что сама она с вековечных времен была подчинена им. Но затем она сказала себе, что если судьба дала восторжествовать царевне, то отныне можно служить ей вопреки прежним хозяевам. И в ответ пропела она:
И в одну руку взяла Фаризада хрустальную урну, а в другую — золотую клетку с Бюльбюль и Поющую Ветвь и пустилась в обратный путь. И каждый раз, как встречался ей черный базальтовый камень, она кропила на него несколько капель Воды Золотые Струи — и камень оживал и принимал человеческий образ. Фаризада не пропустила ни одного камня и так нашла своих братьев.
Освобожденные таким образом Фарид и Фаруз подбежали и обняли сестру свою. И все пробужденные от каменного сна знатные господа подошли к Фаризаде и поцеловали у нее руку. И объявили они себя ее рабами. И все вместе спустились они в долину и сели на коней, после того как Фаризада освободила и коней от сковывавших их чар. И направились они все к дереву старика.
Но старика уже не было на лугу, и дерево его также исчезло. Когда же Фаризада спросила Птицу, что все это значит, Бюльбюль отвечала (и голос ее внезапно сделался степенным и важным):
— Зачем хочешь снова увидеть старика, о Фаризада? Он научил дочь человеческую употреблению клочка шерсти, побеждающего злые голоса, голоса ненависти, голоса докучливые и все те, что смущают душевный мир и мешают ему подняться на вершины. И как учитель простирается перед лицом своей науки, так и старик, сидевший под деревом, исчез после того, как передал тебе свою мудрость, о Фаризада. И отныне душа твоя будет избавлена от зол, огорчающих большую часть людей, потому что ты не будешь поддаваться внешним случайностям жизни, существующим лишь потому, что им поддаются. Ты же узнала ясность душевную, а она — мать всякого счастья.
Так говорила Птица на том самом месте, где некогда возвышалось дерево старика. И все восхищались красотой ее речи и глубиной ее мысли.
И все сопровождавшие Фаризаду продолжили путь свой. Но скоро этот конвой стал убывать, так как освобожденные Фаризадой господа один за другим, по мере того как находили дорогу, по которой приехали, еще раз выражали свою благодарность, целовали руку у Фаризады и прощались с ней и ее братьями. А на двадцать первый день вечером царевна Фаризада и царевичи Фарид и Фаруз благополучно прибыли в свое жилище.
Как только они ступили на землю, Фаризада поспешила привесить клетку в саду, в одной из беседок. И не успела Бюльбюль подать голос, как все птицы слетелись посмотреть на нее и, увидев, хором приветствовали ее, ибо соловьи, зяблики, жаворонки и малиновки, щеглы и горлицы — все породы птиц, в великом множестве живущие в саду, тотчас же признали ее красоту и превосходство. И громкими, и тихими голосами, как альмеи[3], сопровождали они своим хором ее одинокое пение. И каждый раз, как она завершала это пение искусной трелью, птицы выражали свое восхищение мелодичными приветствиями на своем птичьем языке.