Первою заботой нового султана было немедленно же собрать великолепный конвой для сопровождения в Багдад молодой восьмилетней принцессы Кудаи Фаркан, дочери покойного принца Шаркана; и дал он ей для услуг десять молодых девушек и десять негров, и передал ей много подарков, а именно: чистое розовое масло, варенье из абрикосов в больших запечатанных — для предохранения — коробках, не забыл и украшений, вплетаемых в волосы, прелестных, но таких хрупких, что, по всей вероятности, они не могли бы доехать в целости до Багдада; и дал он ей двадцать больших банок, наполненных обсахаренными финиками, облитыми ароматическим сиропом из гвоздики, и двадцать ящиков печенья слоеного, и двадцать ящиков разнообразных лакомств, специально заказанных у лучших дамасских торговцев сластями. И все это было навьючено на сорок верблюдов, не считая больших тюков с шелковыми материями и тканями из золотых нитей работы лучших шамских ткачей, и дорогого оружия, кованых медных и золотых сосудов, и вышивок.
Когда все приготовления были окончены, султан эль-Заблакан пожелал сделать дорогой денежный подарок визирю Дандану, но визирь не захотел принять его, сказав:
— О царь, ты еще новичок в этом государстве, и тебе придется сделать из этих денег лучшее употребление, чем дарить их мне.
Затем караван пустился в путь, делая небольшие переходы; и через месяц волею Аллаха они все благополучно прибыли в Багдад.
Тогда царь Даул Макан встретил юную Кудаю Фаркан с большою радостью и передал ее на руки матери ее Нозхату и супруга ее, старшего придворного. И велел, чтобы ее обучали те же учителя, которые занимались с Канмаканом; и двое детей сделались таким образом неразлучными, и между ними развивалась дружба, которая с годами только росла. И так шло дело восемь лет, в течение которых царь Даул Макан не терял из вида вооружений и приготовлений к войне с неверными — румами.
Но вследствие утомления и огорчений, испытанных в молодости, царь Даул Макан с каждым днем терял силы и здоровье. И положение его заметно ухудшалось, так что однажды он призвал к себе визиря Дандана и сказал ему:
— О визирь мой, я призвал тебя для того, чтобы сообщить тебе о плане, который желаю привести в исполнение. Ответь же мне с полною искренностью.
Визирь сказал:
— Что же это такое, о царь времен?
А он сказал:
— Я решил отказаться от престола и возвести на него сына моего Канмакана, чтобы еще при жизни моей порадоваться его славному царствованию. Что думаешь ты об этом? Скажи мне, о напоенный мудростью визирь мой!
При этих словах визирь Дандан поцеловал землю между рук царя и сильно взволнованным голосом сказал ему:
— Намерение твое, о царь благословенный, одаренный благоразумием и справедливостью, не подлежит осуществлению и несвоевременно по двум причинам: во-первых, потому, что сын твой Канмакан еще очень молод, а во-вторых, потому, что дни царя, возводящего сына своего на престол при жизни своей, сосчитаны в книге судеб!
Но царь возразил:
— Что до моей жизни, поистине я чувствую, что она кончена, а что касается сына моего Канмакана, если он еще очень молод, то я назначу его опекуном для управления царством старшего придворного, супруга сестры моей Нозхату.
И тотчас же царь собрал своих эмиров, визирей и всех вельмож царства, назначил старшего придворного опекуном сына своего Канмакана и завещал им как последнюю волю свою сочетать браком Кудаю Фаркан и Канмакана по достижении ими совершеннолетия. И старший придворный ответил:
— Я осыпан твоими благодеяниями и утопаю в безмерной твоей доброте.
Тогда царь Даул Макан обратился к сыну своему Канмакану и сказал ему с полными слез глазами:
— О сын мой, знай, что после моей смерти старший придворный будет твоим опекуном и советником, но великий визирь Дандан заменит тебе отца. Я же чувствую, что начинаю переходить из этого тленного мира в вечное жилище. Но перед смертью, о сын мой, я хочу сказать тебе, что только одно земное желание есть у меня: отомстить той, которая была причиной смерти твоего деда Омара аль-Немана и дяди твоего Шаркана, зловещей и проклятой старухе, именуемой Зат ад-Давахи.
И молодой Канмакан ответил ему:
— Да будет мир в душе твоей, о отец мой! Аллах отомстит за всех через мое посредство!
Тогда царь Даул Макан почувствовал, что на душе у него прояснело и посвежело, и он спокойно потянулся на том ложе, с которого ему не суждено было встать.
Действительно, через некоторое время царь Даул Макан, как и всякое создание Бога, ушел и растворился в бездонной пучине неземной жизни, как будто его никогда не существовало. Ведь время косит всех и вся и не помнит ни о чем.
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и по скромности своей ничего более не рассказала в эту ночь.
Но когда наступила
она сказала:
И он ушел, как будто его никогда и не существовало. Ведь время косит всех и вся и не помнит ни о чем. И это для того, чтобы тот, кто желает знать, какая участь постигнет его в будущем, научился узнавать судьбу тех, кто жил и умер до него!