Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И они предложили мне пользоваться их гостеприимством столько времени, сколько мне будет угодно. Однако я, не желая больше ничем злоупотреблять, отказался, семь раз поцеловав землю между рук их и оседлав своего скакуна, взял верблюда за недоуздок и поспешил обратно пустынной дорогой, которой пришел.

И вот тогда, став самым богатым человеком своего племени, я и сделался предводителем шайки грабителей, разбойничающих на дорогах. И случилось то, что случилось.

Такова история, которую я вам обещал рассказать и которая, несомненно, заслуживает отпущения всех моих грехов, которые, по правде говоря, не такие уж и тяжкие.

И когда бедуин Хамад закончил свой рассказ, Нозхату сказал обоим царям и визирю Дандану:

— Надо с уважением относиться к безумцам, но не допускать, чтобы они причиняли вред. Так вот у этого бедуина безвозвратно съехала голова, поэтому следует простить его проступки, учитывая его склонность к прекрасным стихам и способность в точности их запоминать.

При этих словах бедуин почувствовал такое облегчение, что опустился на ковер. И тогда пришли евнухи и увели его.

Но едва бедуин скрылся из вида, как вбежал гонец; задыхаясь, он поцеловал землю между рук царей и сказал:

— Мать Бедствий у ворот города, и от нее отдаляет нас только один парасанг!

При этих долгожданных новостях оба царя и визирь содрогнулись от радости и повелели гонцу рассказать все подробности; и он сказал им:

— Когда старуха получила письмо от царя нашего Румзана, она прочитала его и, узнав почерк царя Румзана, сильно обрадовалась, и в тот же час и в ту же минуту она отправилась в путь вместе с царицей Сафией, матерью Нозхату, и теми, кто им сопутствовал, и так они ехали, пока не достигли Багдада. И она теперь послала меня выехать вперед и сообщить об их прибытии.

И, узнав о скором прибытии Зат ад-Давахи, Румзан сказал:

— Наше дело требует, чтобы мы нарядились в одежды христиан и так встретили старуху; тогда мы будем в безопасности от ее хитростей и обманов.

И все ответили:

— Слушаем и повинуемся!

И они надели платье, которое носят христиане Кайсарии. И когда Кудая Фаркан увидела это, она воскликнула:

— Клянусь Создателем, Которому я поклоняюсь, не знай я вас, я бы наверное приняла вас за неверных!

А потом они вышли навстречу старухе вместе с тысячей всадников, и, когда они увидели ее, Румзан быстро спешился, а старуха, узнав его, тоже спустилась на землю и бросилась к нему на шею. Тогда царь Румзан взял ее за руки, заглянул ей в глаза и очень крепко сжал ее, а старуха при этом так громко пукнула, что все лошади взвились на дыбы и посбрасывали своих всадников на дорогу.

И в тот же миг тысяча воинов на полном скаку сомкнули круг и крикнули сотне христиан, чтобы они сложили оружие; и в мгновение ока они захватили их всех до последнего человека, а визирь Дандан подошел к царице Сафие и, поцеловав землю между рук ее, в нескольких словах рассказал ей о случившемся, в то время как старая Мать Бедствий была надежно связана, и, поняв наконец свою гибель, она обмочила свою одежду от страха.

Затем все вернулись в Кайсарию, а оттуда немедленно отправились в Багдад, куда прибыли без происшествий и со всей поспешностью. И городские глашатаи пригласил всех жителей собраться перед дворцом. И когда площадь и все улицы были заполнены толпой народа — мужчин, женщин и детей, — из большой двери вышел орущий осел, а на его спине задом наперед была привязана Мать Бедствий; а на голове у не была красная тиара[116], измазанная навозом. И перед ней медленно шел главный глашатай, который громогласно рассказывал о главных проступках проклятой старой клячи, которые стали главной причиной стольких бедствий на Востоке и на Западе. И тогда все женщины и все дети плевали ей в глаза, и ее повесили за ноги у главных ворот Багдада.

Вот так и погибла, отдавая Иблису свою грязную черную душу через зад, ужасная пердунья, злокозненная старуха, интриганка с извращенными вкусами Шауахи Зат ад-Давахи. К такой судьбе привели ее предательства, и ее гибель стала предзнаменованием взятия Константинии правоверными и окончательной победы мирного ислама на Востоке, на всей распростертой во все концы земле Аллаха. И когда неверные увидели, что случилось с Матерью Бедствий, они все приняли ислам. А сто христианских воинов больше не захотели возвращаться в свою страну и тоже предпочли принять истинную веру мусульман.

И Канмакан, его дядя Румзан, Нозхату и визирь Дандан удивились этой диковинной истории и велели писцам занести ее в книги, дабы ее смогли прочесть те, кто будут после них, и провели они остаток дней своей сладчайшей и приятнейшей жизни, пока не пришла к ним разрушительница судеб.

И это конец дошедшей до нас истории о превратностях судьбы, постигшей царя Омара аль-Немана, его сыновей, Шаркана и Даул Макана, и сына его Канмакана, и дочь его Нозхату, и ее дочь Кудаю Фаркан.

При этих словах Шахерезада замолкла, а царь Шахрияр впервые с нежностью посмотрел на нее и сказал: