Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Это именно он! Потому что другого такого безумца нет на свете! Посмотри на меня, бедуин Хамад! Я та, кого ты похитил с улицы священного города и с кем ты так плохо обращался!

Услыхав эти слова, бедуин воскликнул:

— О Аллах! Это действительно она! Пришло, видно, время моей голове навсегда расстаться с телом!

А Нозхату повернулась при этом к торговцу, который сидел рядом, и спросила его:

— Ты узнаешь его, мой добрый отец?

И купец ответил:

— Это именно он, проклятый! И он более безумен, чем все безумцы на свете!

Тогда Нозхату сказала:

— Но этот бедуин, несмотря на всю свою жестокость, обладал одним хорошим качеством: ему нравились красивые стихи и красивые истории.

Тогда бедуин воскликнул:

— О Аллах! Это правда, о моя госпожа! И я также знаю совершенно удивительную историю, которая произошла со мной. И теперь, если я расскажу вам ее и она доставит удовольствие всем здесь присутствующим, вы помилуете меня и не станете проливать мою кровь?

На это Нозхату мягко улыбнулась и сказала:

— Да будет так! Расскажи нам свою историю, бедуин!

И тогда бедуин Хамад начал так:

ИСТОРИЯ БЕДУИНА ХАМАДА

По правде говоря, я великий разбойник, венец всех разбойников на свете! Но, по правде говоря, самое удивительное приключение в моей жизни, проведенной в городах и в пустыне, было следующим.

Однажды ночью, когда я в одиночестве лежал на песке возле моей лошади, я почувствовал, что душе моей тесно от тяжести злых заклинаний моих врагов. И это была ужаснейшая ночь из всех моих ночей, ибо порой во сне я лаял, словно шакал, а иногда ревел, как лев, а иногда стенал и пускал слюни, словно верблюд! О какая это была ночь! С каким трепетом я ожидал ее окончания и рассвета! И вот наконец небо осветилось, и душа моя успокоилась; а затем, чтобы изгнать последние воспоминания о преследовавших меня ночных кошмарах, я быстро встал, прицепил меч, схватил копье и вскочил на своего коня, которого бросил в галоп, и конь мой помчался вперед быстрее, чем газель.

И вот в то время как я несся вскачь, я вдруг увидел прямо перед собой страуса, который стоял и смотрел на меня. И он стоял очень близко и все же, казалось, не замечал меня. И я решил проверить, не фантом ли он. Однако в тот самый момент, когда я собирался дотронуться до страуса своим копьем, он резко вздрогнул, повернулся ко мне спиной, расправил свои большие пушистые крылья и пронесся стрелой через пустыню. Я же начал его преследовать и мчался за ним безостановочно до тех пор, пока не очутился в пустынной, жуткой местности, где ощущалось только присутствие Аллаха и где были одни голые камни. И я слышал только шипение змей, завывание духов воздуха и земли да вой гулей[115], рыскающих в поисках добычи! Страус же исчез, словно сквозь землю провалился, или пропал в каком-то месте, незримом для моих глаз. И дрожь пронзила все мое тело, а моя лошадь вставала на дыбы и ржала, отказываясь идти вперед.

Так что я был в растерянности и в ужасе, и я хотел повернуть назад по своим следам. Но далеко ли я мог зайти теперь, когда пот стекал с боков моей лошади, а полуденная жара была неумолима? Кроме того, мучительная жажда терзала мое горло, и она же заставляла мою лошадь задыхаться; живот ее ходил, как мехи кузнеца. И я подумал в душе своей: «О Хамад! Это место, где ты умрешь! И плоть твоя станет кормом молодых гулей! Смерть здесь тебе, о бедуин!»

И вот когда я уже готовился произнести слова веры и умереть, я увидел вдалеке полоску живой зелени с возвышающимися там и сям пальмами; и лошадь моя воспрянула, тряхнула головой и, потянув уздечку, вскочила и двинулась вперед. И я пустил ее в галоп, спасаясь от голого и жгучего ужаса каменистой пустыни. И вскоре моему взору открылся источник, вода которого текла под пальмами, а рядом была установлена великолепная палатка, возле которой на влажной и дивной траве паслись две великолепные стреноженные кобылы.

Тогда я поспешил сойти и напоить свою лошадь, чьи ноздри, казалось, изрыгали пламя, и она избавилась от смерти, напившись прозрачной и сладкой родниковой воды. Затем я достал из переметной сумы длинную веревку и привязал к ней лошадь, чтобы она могла свободно отдохнуть на зеленом лугу. После чего любопытство заставило меня направиться к палатке, чтобы посмотреть, что в ней находится. И вот что я увидел.

На прелестном ковре спокойно сидел отрок, чьи щеки еще не покрыл пушок волос; и лицо его было так же прекрасно, как полумесяц новой луны; а справа от него покойно лежала во всем великолепии своей красоты восхитительная молодая девушка с тонкой талией, нежной и гибкой, словно молодая веточка ивы.

И в тот же миг меня охватила до границ страсти влюбленность, хотя я и не мог точно сказать, в него или в нее, ибо что прекраснее: полная луна или полумесяц?

И, находясь в состоянии некоего оцепенения, я услышал свой голос:

— Мир вам!

И тут же девушка закрыла свое лицо, а молодой человек повернулся ко мне, встал и ответил:

— Мир тебе!

Я же сказал: