Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Но не успела Нозхату развернуть свиток и взглянуть на письма, как из груди ее вырвался громкий крик, она пожелтела, как шафран, и упала в обморок. Тотчас же стали опрыскивать ее розовою водою, а когда она пришла в себя, то быстро встала и с глазами, полными слез, подбежала к купцу, взяла его руку и поцеловала ее. Все присутствующие изумились до крайности, остолбенели при виде поступка, столь противного всем обычаям царей и мусульман; а старый купец был так взволнован, что зашатался и едва не упал навзничь. Но Нозхату поддержала его и сама подвела к ковру, к тому самому, на котором сама сидела, и сказала ему:

— Неужели ты не узнаешь меня, отец мой? Или я уже так постарела с той поры?

При этих словах старому купцу показалось, что он грезит, и он воскликнул:

— Я узнаю голос! Но, о госпожа моя, глаза мои стары и ничего уже не могут различить!

А царица сказала:

— О отец мой, я та, которая написала тебе письмо в стихах, я Нозхату Заман!

На этот раз старый купец совершенно лишился чувств. Тогда, между тем как визирь Дандан опрыскивал лицо старого купца, Нозхату обратилась к брату своему Румзану и племяннику Канмакану и сказала им:

— Этот тот самый добрый купец, что спас меня, когда я была невольницей грубого бедуина, похитившего меня на улице святого города!

Узнав об этом, оба царя встали в честь купца и обняли его; а он, в свою очередь, поцеловал руки у царицы Нозхату и у старого визиря Дандана; и все радовались этому событию и благодарили Аллаха, всех их соединившего; купец же поднял руки к небу и воскликнул:

— Да будет благословен и прославлен Тот, Кто создал незабывчивые сердца и овевает их дивным фимиамом благодарности!

После этого оба царя назначили старого купца шейхом всех ханов и базаров в Кайсарии и Багдаде и дали ему свободный пропуск во дворец и днем и ночью. Потом они спросили:

— Но каким же образом подвергся нападению твой караван?

Он же ответил:

— Это случилось в пустыне. Разбойники, арабы самого плохого разбора, внезапно напали на меня. Их было более ста человек. А начальников у них было трое: один — страшного вида негр, другой — ужасный курд, а третий — необыкновенно сильный бедуин! Они привязали меня к верблюду и тащили за собою, когда по воле Аллаха сами подверглись нападению воинов, взявших их плен и меня вместе с ними.

Услышав это, цари сказали одному из придворных:

— Введи сюда прежде всего негра!

И негр вошел. И был он безобразнее обезьяны, и глаза у него были злее тигровых глаз. Визирь Дандан спросил у него:

— Как тебя зовут и почему ты сделался разбойником?

Но не успел негр ответить, как бывшая служанка царицы Абризы, Марджана, вошла, чтобы позвать свою госпожу Нозхату; глаза ее случайно встретились с глазами негра, и тотчас же ужасающий крик вырвался из груди ее, и, как львица, бросилась она на негра и впилась пальцами в его глаза и разом вырвала их у него, закричав при этом:

— Это тот ужасный Гадбан, который убил мою бедную госпожу Абризу! — При этом она бросила на землю два окровавленных глаза, которые только что вырвала у него, словно ядра из скорлупы ореха, и добавила: — Хвала Всевышнему, Который наконец-то позволяет мне собственноручно отомстить за свою хозяйку!

Затем по знаку короля Румзана к негру подошел меченосец и одним ударом разрубил его надвое. А потом евнухи поволокли его тело за ноги и отнесли за город, где бросили на свалке отбросов собакам на съедение.

После чего цари сказали:

— Теперь приведите курда!

И вошел курд, и был он желтее лимона, и паршивее мельничного осла, и более отвратительным, чем буйвол, который целый год не погружался в воду.

И визирь Дандан спросил его:

— Как твое имя и как ты стал разбойником?

И курд ответил:

— Я был погонщиком верблюда в священном городе. И однажды мне поручили перевезти одного больного молодого человека в больницу в Дамаске…

При этих словах царь Канмакан и Нозхату, а также визирь Дандан, не давая ему времени продолжить, воскликнули:

— Это был тот самый коварный погонщик верблюда, который оставил царя Даул Макана в куче отбросов у дверей хаммама!

И вдруг царь Канмакан встал и сказал:

— Мы должны отплатить за это зло сторицей, иначе число преступников и безбожников, попирающих законы, увеличится! И пусть не будет жалости у мстящих нечестивым, потому что жалость, как ее понимают христиане, является добродетелью лишь евнухов, немощных и бессильных!

И своей собственной рукой царь Канмакан одним ударом своего меча сделал двух погонщиков верблюдов из одного! Но затем он приказал рабам похоронить его тело согласно религиозным обрядам.

И после этого оба царя приказали:

— Теперь приведите бедуина!

В это время Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО СОРОК ПЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И после этого оба царя приказали привести бедуина.

И бедуин предстал пред ними. Но едва голова этого разбойника появилась в проеме двери, как Нозхату воскликнула:

— Именно этот бедуин и продал меня тому добропорядочному торговцу!

При этих словах бедуин сказал:

— Меня зовут Хамад! И я тебя не знаю!

Тогда Нозхату засмеялась в ответ и воскликнула: