Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И поскольку блаженство их было безгранично, то милостью Аллаха ничего больше нельзя сказать о нем. С тех пор несчастье бежало дома, в котором жило потомство Омара аль-Немана, и навеки обрушилось на всех, кто был ему врагом.

Действительно, после того как Канмакан провел долгие счастливые месяцы в объятиях молодой Кудаи Фаркан, сделавшейся его супругою, он созвал однажды к себе великого визиря Дандана, всех своих эмиров, военачальников и именитых людей своего царства и сказал им:

— Кровь предков моих еще не отомщена, и это время настало! Я узнал, что Афридоний умер, умер и Гардобий, царь Кайсарии. Но старуха Зат ад-Давахи еще жива, и, по рассказам наших гонцов, она-то и правит делами во всех Румских землях. А нового кайсарийского царя зовут Румзаном, и там не знают ни отца его, ни матери. Поэтому с завтрашнего же дня, о воины мои, начнется война против неверных. И клянусь жизнью Мухаммеда (да будет с ним мир и молитва!), что в город наш Багдад возвращусь только после гибели зловещей старухи и после отмщения братьев наших, погибших в боях!

И все присутствующие выразили одобрение. И на другой же день пошло войско на Кайсарию.

Когда же подступили они к стенам и собирались взять город приступом и огнем и мечом уничтожить все в этом нечестивом гнезде, они увидели вдруг, что к палатке царя подходит молодой человек такой прекрасной наружности, что он мог быть только царским сыном, а позади него шла почтенного вида женщина с непокрытым лицом. В это время в палатке царя находились визирь Дандан и тетка Канмакана, Нозхату, пожелавшая сопровождать войско правоверных, так как не боялась дорожной усталости.

Молодой человек и женщина попросили аудиенции, которую им тотчас же и разрешили. Но не успели они войти, как Нозхату громко вскрикнула и лишилась чувств, а женщина тоже вскрикнула и тоже лишилась чувств, а когда они пришли в себя, то бросились друг к другу в объятия и стали целоваться; и женщина эта была не кто иная, как бывшая невольница царицы Абризы, верная Марджана!

Потом Марджана обратилась к царю Канмакану и сказала ему:

— О царь, я вижу, что ты носишь на шее драгоценный камень, белый и округлый; а у принцессы Нозхату такой же. Тебе же известно, что третий камень был у царицы Абризы. И вот этот третий камень! — И верная Марджана обратилась к молодому человеку, вошедшему вместе с ней, и показала у него на шее третий самоцветный камень; потом с засиявшим от радости глазами она воскликнула: — О царь, и ты, госпожа моя Нозхату, этот молодой человек — сын моей бедной госпожи Абризы! И я сама воспитывала его с самого его рождения! И о вы все, меня слушающие, знайте, что он в настоящее время царь Кайсарии — Румзан, сын Омара аль-Немана. Итак, это брат твой, о госпожа моя Нозхату, и он дядя тебе, о царь Канмакан!

При этих словах Марджаны царь Канмакан и Нозхату встали и обняли молодого царя Румзана, плача от радости; и визирь Дандан также обнял сына своего господина, царя Омара аль-Немана (да будет милостив к нему Аллах!). Потом царь Канмакан спросил царя Румзана, властителя Кайсарии:

— Скажи мне, о брат отца моего, ты царь христианской страны и живешь среди христиан! Неужели и ты назарянин?

На это царь Румзан простер руку и, подняв указательный палец, воскликнул:

— Ля иляха илля Ллах уа Мухаммеду расулю Ллах![114]

Тогда радость Канмакана, Нозхату и визиря Дандана была беспредельна, и они воскликнули:

— Слава Аллаху, избирающему Своих и соединяющему их!

Потом Нозхату спросила:

— Но каким же образом мог ты быть направлен на истинный путь, о брат мой, живя среди всех этих неверных, не знающих Аллаха и не ведающих его пророка?

Он же ответил:

— Это добрая Марджана внушила мне простые и дивные основы нашей веры! Потому что она сама стала мусульманкой одновременно с матерью моею Абризой, в то время как обе они находились в Багдаде, во дворце отца моего Омара аль-Немана. Марджана не только воспитывала меня от самого рождения моего, заменяла мне отца и мать во всем, но она же и сделала меня правоверным, судьба которого в руках Аллаха, Царя царей!

При этих словах Нозхату усадила Марджану рядом с собою на ковер и отныне пожелала считать ее своею сестрою.

Канмакан же сказал дяде своему Румзану:

— О дядя мой, тебе принадлежит по праву старшинства престол мусульманского царства. И с этой минуты я смотрю на себя как на твоего верноподданного.

Но царь Кайсарии сказал:

— О племянник мой, что сделано Аллахом, то сделано хорошо! Могу ли я расстраивать порядок, установленный Устроителем!

В эту минуту вмешался великий визирь Дандан и сказал им:

— О царь, справедливее всего будет, если вы будете царствовать по очереди, оставаясь оба царями!

И они ответили:

— Мысль твоя превосходна, о почтенный визирь нашего отца!

В это время Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СТО СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И ответили они:

— Твоя мысль превосходна, о почтенный визирь нашего отца!