Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Я твой осел, о господин мой! Но история моя изумительна! Ибо знай, что я был в молодости негодяем, предававшимся всевозможным постыдным порокам. Однажды я возвратился домой совершенно пьяным и отвратительным, и мать моя при виде меня не смогла сдержать своего раздражения, она осыпала меня упреками и хотела выгнать из дому. Но я оттолкнул ее и даже, будучи совершенно пьян, ударил ее.

Тогда, возмущенная моим поведением по отношению к ней, она прокляла меня, и следствием ее проклятия было то, что облик мой тотчас же изменился и я превратился в осла. Тогда ты, о господин мой, купил меня за пять динариев на рынке ослов, и владел мною все это время, и пользовался мною как вьючным животным, и колол мне зад, когда я, разбитый от усталости, отказывался идти, и осыпал меня тысячей ругательств, которых я никогда не решусь повторить, — подумать только! — а я не мог даже жаловаться, ибо дар слова был отнят у меня; и самое большее, что я себе позволял изредка, — это с шумом выпустить из себя воздух, чтобы заменить этим способность говорить, которой я был лишен. Наконец, сегодня бедная мать моя, вероятно, вспомнила обо мне с доброжелательством, и жалость проникла в ее сердце и побудила ее призвать на меня милосердие Всевышнего. И я ничуть не сомневаюсь, что лишь благодаря этому милосердию ты видишь меня теперь получившим вновь человеческий облик, о господин мой.

При этих словах простак воскликнул:

— О ближний мой, прости мне все мои прегрешения относительно тебя, ради Аллаха, Который да будет над тобою! И забудь теперь то дурное обращение, которому я подвергал тебя, сам того не зная! Нет прибежища, кроме как у Аллаха!

^{Человек обернулся, чтобы выбранить осла, но вместо него увидел жулика с недоуздком на голове, с самым смиренным видом и с полными мольбы глазами.}

И он поспешил снять недоуздок, за который был привязан мошенник и, сокрушенный, отправился домой, где всю ночь не мог сомкнуть глаз, так овладела им печаль и угрызения совести.

Спустя несколько дней бедняк отправился на базар ослов, чтобы купить себе другого осла, и каково же было его изумление, когда он увидал там вновь своего прежнего осла в том виде, какой он имел до превращения! И он подумал про себя: «Верно, этот негодяй совершил еще какое-нибудь злодеяние». И он приблизился к ослу, который принялся кричать, узнав его, нагнулся к его уху и крикнул что было сил:

— О неисправимый негодяй! Ты, верно, опять оскорбил мать свою и поднял на нее руку, чтобы снова быть обращенным в осла?! Но клянусь Аллахом, уж я-то не куплю тебя теперь еще раз!

И, взбешенный, он плюнул в морду осла и удалился, чтобы купить себе другого осла, который бы наверняка и по отцу и по матери принадлежал к породе ослов.

И еще в эту же ночь Шахерезада сказала:

ПРОСТУПОК СЕТТ ЗОБЕЙДЫ

Говорят, что эмир правоверных Гарун аль-Рашид однажды решил вздремнуть в комнатах жены своей Сетт Зобейды, и он уже собирался лечь на кровать, когда заметил прямо посередине нее большое, еще свежее пятно, происхождение которого было само собой разумеющимся. При виде этого эмир почернел лицом и был на грани бешенства. Он немедленно послал за Сетт Зобейдой и, злобно глядя на нее и тряся бородой, крикнул ей:

— Что это за пятно на нашей кровати?!

А Сетт Зобейда наклонила голову к этому пятну и, понюхав его, сказала:

— Это семя человеческое, о эмир правоверных!

Тогда он закричал на нее, едва сдерживая кипящий гнев:

— И как ты можешь объяснить мне присутствие этой все еще теплой жидкости на кровати, на которой я не спал с тобой более недели?!

Она же в сердцах ответила:

— Верность на мне и вокруг меня, о эмир правоверных! Разве ты когда-нибудь подозревал меня в блуде?

И аль-Рашид сказал:

— Я так сильно подозреваю тебя, что я немедленно призову кади Абу Иуссуфа, чтобы он мог разрешить этот вопрос и вынести о нем свое суждение. И знай, о дочь моего дяди, что ради чести наших предков я ни перед чем не остановлюсь, если кади сочтет тебя виновной!

Когда же прибыл кади, аль-Рашид спросил его:

— О Абу Иуссуф, скажи мне, что это за пятно?

И кади подошел к кровати, положил палец на середину пятна, затем поднес его к глазу своему и к носу своему и сказал:

— Это семя человеческое, о эмир правоверных.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступило утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Он же спросил:

— И что может быть источником его?

И кади, очень озадаченный и не желающий утверждать нечто, что могло бы навлечь недовольство Сетт Зобейды, поднял глаза к потолку, как будто размышляя, и увидел в щели крыло прятавшейся там летучей мыши. И сразу же спасительная мысль осветила разум его, и он сказал:

— Дай мне копье, о эмир правоверных!

И когда халиф протянул ему копье, Абу Иуссуф пронзил им летучую мышь, которая упала к его ногам, и затем он сказал: