Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— В тысячу динариев!

— Это дороговато!

— Пятьсот!

— Слишком дорого!

— Триста!

— Слишком дорого!

— Сто!

— Слишком дорого!

— Пятьдесят!

— Слишком дорого!

— Ну, тридцать!

— Все-таки слишком дорого!

Тогда араб воскликнул:

— Клянусь Аллахом! Экое несчастье принесла мне встреча с этой черномазой рожей, которую я видел в пустыне! Нет, клянусь Аллахом, о эмир, я не могу уступить мои огурцы меньше чем за тридцать динариев!

Услышав эти слова, эмир Моин улыбнулся, но ничего не ответил.

Тогда араб посмотрел на него и, заметив, что человек, повстречавшийся ему в пустыне, был не кто другой, как сам эмир Моин, сказал:

— Ради Аллаха! О господин мой, вели принести эти тридцать динариев, ибо осел мой привязан там, у ворот!

При этих словах эмир Моин так расхохотался, что опрокинулся навзничь; и он велел призвать своего управляющего и сказал ему:

— Нужно немедленно отсчитать этому брату-арабу сначала тысячу динариев, затем пятьсот, затем триста, затем сто, затем пятьдесят и, наконец, тридцать, чтобы убедить его оставить своего осла привязанным там, где он стоит.

И араб был на вершине изумления, получив тысячу девятьсот восемьдесят динариев за мешок огурцов. Но такова была щедрость эмира Моина! Да будет милость Аллаха со всеми ними навсегда!

Затем Шахерезада сказала:

СЕДЫЕ ВОЛОСЫ

Абу Сид[5] рассказывает:

— Я зашел однажды во фруктовый сад, чтобы купить плодов, когда увидел вдалеке сидящую под тенью абрикосового дерева женщину, которая расчесывала волосы свои. Я тотчас приблизился к ней и увидел, что она была старая и волосы у нее были седые; но лицо ее было весьма миловидно, а цвет кожи свеж и прекрасен. Видя, что я приближаюсь к ней, она не сделала ни малейшего движения, чтобы закрыть лицо свое, и ни единой попытки покрыть голову и продолжала, улыбаясь, расчесывать волосы свои гребнем из слоновой кости. Я же остановился перед нею и после приветствия сказал ей:

— О старая годами, но столь юная лицом, почему не красишь ты своих волос, чтобы вполне походить на молодую девушку? Что мешает тебе сделать это?

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что близится утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ТРИСТА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Зачем не красишь ты волос своих? Что мешает тебе сделать это?

Тогда она подняла голову, посмотрела на меня своими большими глазами и ответила следующими стихами:

Когда-то красила я их,
Но краска та давно исчезла,
И краска времени осталась лишь теперь.
Зачем же мне их красить вновь,
Когда могу я, если пожелаю,
Движеньем плавным пышных бедер
По-прежнему свой выбор совершить
Меж передом и задом?

Затем Шахерезада сказала:

РАЗЛИЧНЫЕ РЕШЕНИЯ

Рассказывают, что визирь Джафар принимал у себя однажды ночью халифа Гаруна аль-Рашида и ничего не жалел, чтобы приятно занять его.

И вдруг халиф сказал ему:

— Джафар, мне пришло на память, что ты купил себе чрезвычайно красивую невольницу, которую я еще раньше заметил и которую хотел купить для себя лично. И теперь я желаю, чтобы ты уступил ее мне за ту цену, которую найдешь подходящей.

Джафар ответил:

— Я отнюдь не намерен продавать ее, о эмир правоверных.

Он сказал:

— Тогда отдай ее мне в подарок.

Джафар ответил:

— Я вовсе не намерен этого делать, о эмир правоверных.

Тогда аль-Рашид нахмурил брови и воскликнул:

— Клянусь тремя клятвами, что сию же минуту развожусь с супругой моей Сетт Зобейдой, если ты не согласишься продать мне эту невольницу или же уступить ее мне!

Джафар ответил:

— Клянусь и я тремя клятвами, что я развожусь сию же минуту с супругой моей, матерью детей моих, если я соглашусь продать тебе эту невольницу или уступить ее тебе!

Произнеся эту клятву, оба они заметили вдруг, что зашли слишком далеко, ослепленные парами вина, и оба в одно время спросили себя, каким способом выйти теперь из этого затруднительного положения. После нескольких минут смущения и раздумья аль-Рашид сказал:

— Нам нет другого способа выйти из этого столь затруднительного положения, как только прибегнув к помощи кади Абу Иуссуфа, столь сведущего в праве по вопросам о разводе!

И они тотчас послали за ним, и Абу Иуссуф подумал: «Если халиф присылает за мной среди ночи, то, значит, совершается нечто весьма важное для всего ислама».

Затем он с большой поспешностью вышел из дому, сел верхом на своего мула и сказал невольнику, следовавшему за мулом:

— Захвати с собой мешок с кормом для мула, ибо он еще не доел своей порции, и не забудь по приезде подвязать этот мешок ему к морде, чтобы он мог продолжать есть.

Когда он вошел в залу, где ждали его халиф и Джафар, то халиф поднялся в честь его и усадил его подле себя, — милость, которую он оказывал одному только Абу Иуссуфу. Затем он сказал ему:

— Я вызвал тебя по делу первостепенной важности, — и разъяснил ему суть дела.

Тогда Абу Иуссуф сказал: