Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И беседа наверняка не стала бы такой оживленной, если бы мы не перепробовали все сорта вин. И я удивлялся смелости речей этих молодых девушек, которые смеялись всякий раз, когда одна из них произносила громкую и содержательную шутку насчет ребенка моего отца, вид которого волновал их в высшей степени. И прелестная Каирия, против которой было направлено мое покушение, уже не держала на меня никакой обиды и не была настроена против меня. Она смотрела на меня, улыбаясь, и давала понять языком глаз, что прощает мне тогдашнюю мою живость в зарослях роз. А я, со своей стороны, время от времени поднимал на нее глаза, а затем резко опускал их, как только замечал, что она смотрит на меня, ибо, несмотря на все усилия, которые я прилагал, чтобы на моем лице появилась какая-либо уверенность, я продолжал испытывать среди этих необыкновенных молодых девушек сильное смущение. А принцесса Зулейка и ее спутницы, прекрасно это понимавшие, всячески старались приободрить меня. И наконец Зулейка сказал мне:

— Когда же ты, о друг наш Хасан из Дамаска, решишься дышать свободно и наконец расслабишься? Неужели ты думаешь, что эти невинные девушки являются пожирательницами человеческой плоти? И разве ты не знаешь, что ничем не рискуешь в покоях царской дочери, куда никогда ни один евнух не посмеет проникнуть без разрешения? Поэтому забудь на мгновение, что ты разговариваешь с принцессой Зулейкой, и представь себя беседующим с простыми девушками, дочерьми мелких торговцев из Шираза! Подними голову, о Хасан, и взгляни в лицо всем этим молодым и очаровательным юницам! И, осмотрев их с величайшим вниманием, поспеши сказать нам откровенно, не боясь обидеть нас, какая из нас больше всего тебе нравится!

Однако эти слова принцессы Зулейки, о царь времен, вместо того чтобы придать мне мужества и уверенности, только усилили мое смятение и смущение, и я лишь бормотал бессвязные слова, чувствуя, как от избытка чувств у меня на лице разливается румянец. И в тот момент мне хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. И Зулейка, видя мое недоумение, сказал мне:

— Я вижу, о Хасан, что прошу тебя о том, что приводит тебя в смущение. Ибо, без сомнения, ты боишься, что, заявив о своем предпочтении одной, ты вызовешь недовольство всех остальных, которые тебя возненавидят за это. Что ж, знай, что ты ошибаешься, если такой страх заслоняет разум твой. Знай, что я и мои спутницы так сплочены и между нами существуют такие нежные узы, что любой мужчина, что бы он ни делал с одной из нас, не сможет изменить наших взаимных чувств. Так что изгони из своего сердца страхи, которые делают его таким осторожным, и осмотри всех по своему усмотрению; и если даже ты пожелаешь, чтобы мы все обнажились перед тобой, скажи это без стеснения, и мы примем твой приказ над нашими головами и перед нашими глазами. Но только поспеши сообщить нам, кто станет избранницей твоей.

Тогда ко мне, о мой повелитель, после этих ободряющих слов вернулось мужество, и, хотя спутницы Зулейки были совершенно прекрасны, что было нетрудно заметить и самому неопытному глазу, а сама принцесса Зулейка была по крайне мере столь же прекрасна, как и ее юные подруги, мое сердце страстно желало ту, от которой так сильно взволновался ребенок моего отца в саду роз, — восхитительную Каирию, любимую подругу Зулейки. Однако я был осторожен раскрывать эти чувства, несмотря на все свое желание и на ободряющие слова Зулейки, ведь так я рисковал навлечь на свою голову обиды всех прочих девственниц. И только когда я осмотрел их всех с величайшим вниманием, я повернулся к принцессе Зулейке и сказал ей:

— О госпожа моя, я должен начать с того, что не могу сравнить твои прелести с прелестями твоих спутниц, ибо сияние луны не сравнится с мерцанием звезд! И твоя красота такова, что глаза мои могли бы смотреть только на нее!

И, произнося эти слова, я не мог не бросить умоляющий взгляд на восхитительную Каирию, чтобы дать ей понять — только благопристойность продиктовала мне эту лесть по отношению к принцессе.

И, услыхав такой мой ответ, Зулейка сказала, улыбаясь:

— Ты преуспел, о Хасан, хотя лесть твоя очевидна. Так поспеши же теперь, когда ты говоришь свободнее, открыть нам глубину сердца своего, рассказав нам, какая из всех этих девушек больше всего пленяет тебя.

И в свою очередь, все девушки объединили просьбы свои с просьбой принцессы, чтобы я поспешил выразить мое предпочтение. И между ними Каирия, наверняка уже догадавшаяся о моих тайных мыслях, проявляла самое горячее желание заставить меня говорить.

Тогда я, о мой повелитель, изгнав остатки застенчивости своей, уступил всем этим повторным требованиям девушек и их госпожи, повернулся к Зулейке и сказал ей, показывая жестом на юную Каирию:

— О моя повелительница, вот, это та самая, которую я хочу! Клянусь Аллахом! Именно к милой Каирии и стремиться мое самое большое желание!