А я, еще более взволнованный, чем если бы за мной гнались все стражи гарема, хотел унести оттуда свои ноги и думал только о том, чтобы побыстрее добраться до дворца. Но прежде чем я успел сделать несколько шагов, я увидел на обочине аллеи в свете луны, вынырнувшей из-за облака, стоящую передо мной девушку невероятной красоты и белизны, и она улыбалась мне своими двумя большими глазами влюбленной газели. И тело ее было величественно, а пропорции его царственно совершенны. И луна, сиявшая на небе Аллаха, была менее яркой, чем ее лицо.
И я, оказавшись перед этим существом, вероятно сошедшим с небес, не мог сделать ничего другого, кроме как остановиться. И, полный растерянности, я опустила глаза и застыл в почтительном поклоне.
И она сказала мне своим мягким голосом:
— Куда ты так спешил, о свет глаз моих? И кто же заставил тебя так бежать отсюда?
И я ответил:
— О госпожа моя! Если ты из этого дворца, тебе, безусловно, известны причины, побуждающие меня так поспешно удаляться из этих мест. Ведь ты должна знать, что мужчинам запрещено задерживаться в садах в определенные часы и что нарушение этого правила грозит потерей головы. Поэтому оставь меня, о милостивая госпожа! Позволь пройти, прежде чем охранники заметят меня!
А молодая девушка, продолжая смеяться, сказала мне:
— О ветерок сердца, отступать поздно! Часы, о которых ты говоришь, давно прошли. И вместо того чтобы искать спасения, тебе лучше провести здесь остаток ночи, которая станет для тебя благословенной ночью.
Но я, еще более взволнованный и дрожащий, чем когда-либо, думал только о бегстве, и я плакал, говоря:
— О моя драгоценная госпожа! О дочь добрых людей, кем бы ты ни была, не приближай своими прелестями мою гибель!
И я хотел убежать, но она остановила меня, протянув левую руку, а правой откинула вуаль и сказала мне, перестав смеяться:
— Вот, посмотри на меня, юный глупец, и скажи мне, каждую ли ночь ты можешь встретить кого-нибудь красивее или моложе меня? Мне едва исполнилось восемнадцать, и никто меня еще не касался. Что же до лица моего, которым невозможно не залюбоваться, то никто, кроме тебя, не мог польстить себе тем, что видел его. Поэтому ты жестоко возненавидел бы себя, если бы позволил убежать от меня.
И я сказал ей:
— О госпожа моя! Твоя красота подобна полной луне, и, хотя ревнивая ночь крадет из моих глаз часть твоих прелестей, того, что я вижу, достаточно, чтобы быть очарованным! Но войди на минутку в мое положение, и ты увидишь, как оно печально и неопределенно.
И она ответила:
— Я согласна с тобою, о ядро сердца моего, что твое положение неопределенно, но неопределенность эта проистекает не из-за опасности, которой ты подвергаешься, а благодаря самому предмету, ее вызывающему, ведь ты не знаешь, кто я такая и каково мое положение во дворце. Что же касается опасности, которой ты подвергаешься, то она была бы реальной для любого другого, кроме тебя, поскольку я беру тебя под свою защиту и опеку. Так скажи мне, как тебя зовут, кто ты и каковы твои обязанности во дворце.
И я ответил:
— О госпожа моя, я Хасан из Дамаска, новый дворецкий царя Сабур-шаха и любимец визиря царя Сабур-шаха.
И она воскликнула:
— Ах! Так это ты тот красавец Хасан, который вскружил голову этому потомку друзей Лута! Это мое счастье, что в эту ночь ты здесь со мною один! О мой милый! Пойдем, дорогой, пойдем! И перестань отравлять минуты сладости и благодати мучительными размышлениями!
И, заговорив так, красавица насильно притянула меня к себе, и прижалась своим лицом к моему, и страстно приложила свои губы к моим губам. И я, о господин мой, хотя такое приключение случилось со мной впервые, почувствовал при этом прикосновении, как яростно живет во мне дитя моего отца, и я, обняв юницу, обмякшую в моих руках, поцеловал ее и вытащил свое дитя, поднеся его к ее гнезду. Но при виде этого, вместо того чтобы, загоревшись, задвигаться, красавица вдруг отпрянула и грубо оттолкнула меня, издав испуганный возглас. И едва я успел вернуть малыша на место, тотчас увидел, как из зарослей роз выбежало десять юниц, которые подбежали к нам, хохоча в голос.
И по их виду, о мой повелитель, я понял, что они всё видели и всё слышали и что молодая особа, о которой идет речь, забавлялась на мой счет и использовала меня только в насмешку, с очевидной целью рассмешить своих спутниц. И к тому же в мгновение ока все девушки оказались вокруг меня, и они смеялись и прыгали, как прирученные лани.
И, смеясь, они смотрели на меня глазами, полными озорства и любопытства, и, перебивая друг друга, говорили той, которая первая заговорила со мной:
— О сестра наша Каирия, ты преуспела! О, как ты преуспела!
— Каким он был красивым ребенком!
— И таким живым!
— И шустрым!
— И возбужденным!
— И галантным!
— И очаровательным!
— И большим!
— И он хорошо себя чувствовал!
— И бравым!
— И удивительным!
— И царственным!