Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Так слушай, вот некоторые ее названия: немые губки, жирная овечка, сладкие тисочки, отворяемые воротца, неутомимая кусака, бодрая трясучка, привлекающая бездна, колодец Якуба, детская колыбелька, гнездышко без яиц, птичка без перьев, белоснежная голубка, киска без усов, молчаливая курочка и кролик без ушей. — И, закончив таким образом свои объяснения и расширив мое понимание предмета, она внезапно обхватила меня ногами и руками и сказала мне: — Ради Аллаха! О барабанщик! Будь быстрым при атаке и неспешным при отступлении, легким на подъем и твердым при объятиях, подныривай снизу и атакуй сверху, затыкай как пробкой, и скачи без остановки, ибо отвратительным является тот, кто поднимается один или два раза, чтобы затем сесть, и кто поднимает голову, чтобы опустить ее, и кто готов, споткнувшись, упасть. Так дерзай, о юноша!

И я, мой господин, ответил:

— Хей, клянусь твоей жизнью, о госпожа моя, приступим ко всему по порядку! По порядку! — И я добавил: — С чего же нам начать?

И она ответила:

— По твоему выбору, о барабанщик!

— Тогда давай сначала засыплем корма жирной овечке!

— Она ожидает! Она ожидает!

И я сказал своему малышу: «Отвесь «салам» этой жирной овечке!» — и мой малыш отвесил ей самый глубокий привет, а она ответила на своем языке: «Пусть Аллах приумножит твое добро, пусть Аллах увеличит твое добро!»

И я, мой господин, сказал своему малышу: «Поговори с немыми губками!» — и он ответил с полным послушанием, и был щедр, и уважил немые губки, которые внезапно заговорили на своем языке, восклицая: «Пусть Аллах приумножит твое добро, пусть Аллах увеличит твое добро!»

И я сказал своему малышу: «Приручи бешеную кусаку!» — и мой малыш начал ласкать ее с большой осторожностью, и делал это так хорошо, что вернулся обратно без всякого для себя ущерба, а кусака, весьма довольная проделанной им работой, сказала на своем языке: «Отдаю тебе дань уважения, ах, какой это был дивный напиток!»

И я сказал своему малышу: «Наполни колодец Якуба, о ты, более выносливый, чем Айюб!» И мой малыш сразу же ответил: «Он меня поглощает! Он меня поглощает!» А потом этот колодец был наполнен без утомления или возражений и был заткнут так, что в нем не осталось никаких пустот.

И я сказал своему малышу: «Согрей птицу без перьев!» И малыш заработал, как молот по наковальне, и согретая птица воскликнула: «Я раскалилась! Я горю!»

И я сказал своему малышу: «О, превосходно, а теперь задай корму этой белоснежной голубке», и та ответила: «О благословение! О благо!»

И я сказал своему малышу: «Не забудь и про этого славного кролика без ушей. Пробуди-ка его ото сна, о зрачок моего глаза, которому нет равных!» — и неутомимый малыш, который так и не прилег отдохнуть, пообщался с кроликом и дал ему такой хороший совет, что тот, хотя и был без ушей, воскликнул: «Как это чудесно, как здорово!»

На этом месте своего повествования Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ВОСЕМЬСОТ СОРОК ВТОРАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И неутомимый малыш, который так и не прилег отдохнуть, пообщался с кроликом и дал ему такой хороший совет, что тот, хотя и был без ушей, воскликнул: «Как это чудесно, как здорово!»

И я продолжал, о мой господин, побуждать моего малыша общаться таким образом со своим противником, меняя каждый раз тему беседы и заставляя его работать в соответствии с каждым его свойством: брать и давать, не забывая ни о киске без усов, ни о детской колыбельке, которая была найдена очень теплой, ни о гнездышке без яиц, которое было найдено совершенно новым, ни о притягательной пропасти, в которую он нырял боком до тех пор, пока ее владелица не воскликнула: «Я сдаюсь! Я отрекаюсь от престола! Ах! Какой ныряльщик!» И он вынырнул оттуда без всякого ущерба и еще более сильным и наконец посетил раскаленную, словно духовка, гостиницу дядюшки Мансура, из которой вернулся более тяжелым и более крупным, чем топинамбур.

И мы не останавливали наш поединок, о господин мой, до самого утра, пока не наступило время произнести утреннюю молитву и идти в хаммам.

И когда мы вышли из хаммама и сошлись за утренней едой, дева совершенной любви сказала мне:

— Клянусь Аллахом, о мой барабанщик, ты поистине великолепен, и судьба благоволила ко мне, когда заставила меня остановить на тебе свой выбор. И не следует ли нам теперь узаконить наш союз? Что ты думаешь об этом? Желаешь ли остаться со мной по закону Аллаха или же предпочтешь отказаться навсегда от моего лицезрения?

И я отвечал:

— Скорее бы я предпочел смерть, чем отказаться от радости глядеться в это лицо белизны, о госпожа моя!

И она сказала:

— В таком случае нам нужны кади и свидетели.

И она приказала тотчас же позвать кади и свидетелей и без всяких проволочек написать наш брачный договор. После этого мы сели вдвоем за нашу первую общую трапезу, а потом подождали, пока не закончилось пищеварение и не прошла вся опасность повредить желудку, чтобы опять приняться за наши игры и забавы и соединить таким образом день с ночью.