Так, например, за время войны 220 насельников Свято-Ильинского скита ушли на фронт или остались на подворьях в России и уже не смогли вернуться. В целом за 1913–1916 гг. русское население Афона, по данным А. А. Павловского, уменьшилось на 2200 человек, численность же греческих насельников Святой Горы, наоборот, в 1917 г. существенно выросло[257]
. Дело в том, что греческие монастыри избежали мобилизаций в армию и почти не понесли убытки во время Первой мировой войны, в отличие от русских обителей, особенно келлий.К концу войны, т. е. в октябре 1918 г., согласно детальным подсчетам А. А. Павловского, во всех 163 русских обителях (в том числе в 90 келлиях и 70 каливах) Афона числилось 3322 человека, в том числе на самой Святой Горе — 2157, на подворьях, метохах и т. д. — 610 и 555 в российской армии. При этом в Руссике числилось 975 иноков, в том числе 155 находились вне Афона на подворьях и метохах и 90 в армии (т. е. на самом Афоне находилось всего 730), в Свято-Андреевском ските из 327 насельников вне Святой Горы было 157 (из них 67 в армии), в Свято-Ильинском ските из 297–137 (72 в армии) и т. д.[258]
В годы Первой мировой войны среди афонитов произошло разделение по политическому принципу. Болгарские и значительная часть греческих монахов заняли прогерманскую позицию, которой придерживался и король Греции Константин I. Некоторые из них непосредственно помогали немцам, в частности экипажам плававших в Эгейском море германских подводных лодок. Русские, сербские, румынские монахи и другая часть греческих афонитов (сторонников премьер-министра Е. Венизелоса) были сторонниками Антанты. Так как Болгария воевала на стороне Германии, по некоторым сведениям, в 1914 г. на Афоне происходили конфликты болгарских и русских монахов, а в 1916 г. насельники Зографа безуспешно пытались захватить сербский монастырь Хиландар, где вместе жили болгары и сербы. Постоянные стычки и ссоры там прекратились только после прибытия в январе 1917 г. на Афон русско-французского отряда[259]
.Вскоре после Февральской революции — 4 марта на Афон по радиотелеграфу поступило известие об отречении от престола императора Николая II, что было воспринято братией Руссика с большой скорбью, многие не хотели этому верить. В летописи монастыря отмечалось: «Заскорбели иноки страшно… Настолько крепко связано православие с самодержавием, настолько тесна нравственная связь царя с народом, что подавляющее большинство иноков не хочет и слушать о республике, которую навязывают России ее радетели — Милюков и К°… На службах поминовение царствующего дома продолжалось весь пост, и только по получении распоряжения Синода о новом поминовении решили следовать согласно предписания. Первое молитвенное возношение о новом российском правительстве было произнесено в Великую Субботу»[260]
.К концу марта 1917 г. священнослужителям Руссика поступило руководство о поминовении нового правительства России. Согласно определению Святейшего Синода от 7–8 марта 1917 г. на великой ектении поминовение звучало так: «О Богохранимой Державе Российской и Благоверном Правительстве ея, о всей Палате и воинстве их Господу помолимся. О пособити и покорити им всякого врага и супостата». В начале утрени следовало произносить: «Еще молимся о Святейшем Патриархе Германе, Святейшем Правительствующем Всероссийском Синоде и о всечестнейшем Отце нашем Священно-Архимандрите Мисаиле. Еще молимся о Богохранимой Державе Российской, Благоверном Правительстве ея и о всем Христолюбивом воинстве» и т. д.[261]
После этого братия Руссика стала молиться о победе Временного правительства в войне.Две другие главные русские обители Афона — Свято-Андреевский и Свято-Ильинский скиты — также признали результаты Февральской революции. Так, настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Иероним с братией 3 мая 1917 г. отправил в адрес российского Министерства иностранных дел приветственную телеграмму, в которой говорилось: «Русский скит Св. Андрея на Афоне посылает свои лучшие пожелания Временному Правительству России и просит его способствовать, чтобы скит был признан свободным и независимым русским монастырем»[262]
.