Я просто глазела на нее. Что я думала, что чуяла? Не думала ли я, не чуяла ли, что она вроде лекарства? Безумная мысль, но не врачует ли Пег сама по себе, одним своим видом? Без сомнения, у доктора Мемухана Тарпа есть облатки и пузырьки от многих болезней и хворей. Так что же за микстура эта Пег, и от чего она помогает? Буду честной. Она была для меня вроде призрака, внезапного явления чего-то. Я ощущала жар ее кожи под грубой тканью. Только протянуть руку, потрогать. Ее легкое длинное тело, темные ноги, худые руки, лицо, говорящее о самой лучшей причине, по которой в мире тянется вся эта катавасия со страждущим человечеством. Предметы вокруг нас на самом деле не просто красные, зеленые, синие – в них есть переходы и оттенки цвета, ускользающие от попыток их назвать. Вот такого цвета была и Пег. Посадка зеленых глаз, маленькие склоны смуглых щек, густые черные волосы, заложенные за уши, дивный рот, будто нарисованный каким-то утонченным богом… не говорю ли я в тайной глубине своей души, не думаю ли в тайной глубине мыслей, как мужчина? Ну, в таком случае удачно, что я в мужской одежде.
Будто слыша мои мысли, она сказала:
– Вижу, ты раздобыла другие штаны. Не скажу, что в тех было приятно гулять. Видала бы ты, как я возвращалась в лагерь. В одной рубашонке, как дитя. Все хохотали до слез.
Тут я опять засмеялась.
– Короче говоря, мне сказали, что винтовка у вас в лагере.
– Ну что ж, пойдем да посмотрим.
– Думаешь? Возможно, Уинкл Кинг продал ее вашему главному, мистеру Петри. Так что не знаю, захочет ли он ее просто взять и отдать.
– А ты как собиралась ее заполучить?
– Я собиралась ее украсть.
– Ну, это всегда дело верное, – сказала она и тоже расхохоталась.
Глава семнадцатая
Ближе к лагерю часовые стояли через каждую сотню ярдов. После рейда полковника Пэртона мятежники перешли на военное положение.
– Виски! – кричала Пег на подходе к каждому пикету.
Конечно, это был пароль. Я спешилась и вела усталого мула в поводу. Добравшись до ручья, мул втянул в себя неимоверно много воды. Его было не сдвинуть с места, пока он не напился. Пег смотрела на него.
– Ну ты, тварюка, и пьешь, – дружелюбно заметила она, гладя мула по темно-гнедой шее; судя по тому, как он передергивал мышцами, ему это нравилось.
– Лучший мул, какой у нас был за все время, – сказала я.
– Ты ведь на нем ехала в прошлый раз, когда я тебя подстрелила, верно? Если б я знала, что это ты, Винона Коул, я б не стала в тебя стрелять.
– Да ну? Ну, я бы тебя застрелила, если б смогла, так что разницы никакой.
Мы просто смотрели друг на друга. Чего проще. Я косилась на поселок – пять-шесть хижин. Много лошадей привязано под деревьями. Может, они думают о том, что скоро им начнут докучать летние мухи. И тогда придется мотать изящными головами и хлестать хвостами, наподобие странных механизмов в больших часах из плоти. В лошадях и мулах есть что-то такое, что трогает человека за сердце. Славные Божьи твари. Стирки на этот раз не было, зато в лагере шла суета. Даже мятежникам порой приходится кашеварить. Смотря как посмотреть, но все кругом мне чем-то напоминало рай. Птицы не за Союз и не против, а потому они щедро свистали и перекликались. Музыка птиц. Я думаю, все происходит от нее – танцы простых деревенских жителей, старинные песни, что разом врачуют и тревожат сердце. Я хочу объяснить, что чувствовала в тот момент, потому что, кажется, до того дня мне мало этого чувства перепадало. Я знаю, что, глядя на Томаса с Джоном Коулом, ощущала надежность и заботу. Я бы засвидетельствовала это в любом суде, Божьем или человеческом. Перед самóй Великой Тайной[5]. Я бы подробно рассказала, как они для меня трудились и что делали ради меня, все равно как для родной дочери. Я была осколком, оторванным листком, унесенным ветрами с равнин. Все, чем мы были, было стерто с лица земли. Без Томаса и Джона меня, возможно, ждало бы лишь то, что законник Бриско называет погибелью, – смертный приговор с немедленным исполнением. Я могла умереть с голоду, как иссохшие луговые собачки, чьи высушенные трупики попадаются среди люпинов и трав. Значит, то была разновидность любви. При взгляде на Джаса Джонски у меня никогда не возникало никаких особых чувств – разве что мне было очень любопытно знать, каковы на вкус его поцелуи. Но этого я так и не узнала. Зато при взгляде на Пег у меня ноги словно обдавало огнем. В животе становилось тепло, и я возносила бесконечную хвалу Великому Духу за то, что Пег сотворена и помещена на землю, жить. Рядом с ней мне казалось, что я стою на самой быстрине посреди реки.
Я привязала мула под деревьями у ручья, потому что не могла подвести его к незнакомым лошадям: вдруг там окажутся жеребцы или кобылы и он расстроится. Мулу никогда не стать отцом или матерью (в данном случае – отцом). Лайдж Маган рассказывал, что один из мулов его дедушки родил химеру, но, по словам Лайджа, такое случается не чаще раза в сто лет. Такое животное считается предвестником чудесно огромных урожаев – «но не с нашим счастьем», – философски прокомментировал Лайдж.