Тысяча лун

В общем, я пошла рядом с Пег вдоль неровного заливного луга к домикам.

Я заранее знала, что это добром не кончится, но могла почти потрогать и перечислить то, что привело меня сюда, хотя оно по-прежнему оставалось загадкой. Я чуяла его, как чуешь, что за скалой притаился кугуар. Оно витало почти в пределах досягаемости. Конечно, я пришла сюда из-за винтовки, но еще и из-за других, гораздо более призрачных вещей. Мой приход сюда был безрассудством, в первую очередь безрассудством. Но рядом с Пег я не могла тревожиться. Последний раз мне бывало так спокойно, когда мать, уронив руку вдоль моей спины, разматывала нити своих историй.

– Я сейчас спрошу Аврелия, что можно сделать насчет ружья. Я знаю, что оно твое, потому как видела его на твоем муле. Более того, ты пыталась меня из него застрелить.

– Но разве Аврелий Литтлфэр… – я замолчала, не зная, что сказать дальше.

– Чего?

– Разве он не… опасный человек?

– Аврелий? Он такой, какой есть. Зак Петри уехал сегодня утром со своими людьми, так что его я не могу спросить… разве что ты умеешь посылать свой дух вдаль?

– Не умею.

– Ну вот. Видишь, оружейная вон там, за последним сараем. Если твое ружье у нас, оно стоит там вместе с другими.

– Слушай, Пег, я же говорю, за него заплатили…

– Ты хочешь попробовать или нет? Мне-то все равно.

– Я боюсь с ним говорить. Пег, я слышала, что он вешал вольноотпущенных рабов вдоль дорог, и я сама это видела… почем я знаю, может, он меня тоже повесит.

– Деточка, он не сатана. Точно тебе говорю. Со мной он всегда добрый. Мой отец в войну был его лучшим разведчиком. Они были близки, не разлей вода. Я его просто спрошу. За спрос не бьют в нос. Я и не думала, что Винона Коул хоть кого-то или чего-то боится.

– Живых я и не боюсь.

– Ну так он не мертвый, я тебе точно говорю, не мертвый.

К этому времени мы уже дошли до первых жилых хижин. На задах гирляндами висели панталоны, рубашки на пуговицах, дамское белье и всякое такое. Я решила, что прачки ходят стирать независимо от рейдов и прочих мелочей. В огромном черном котле варилась каша из овсяных зерен, но сейчас за котлом никто не следил. Это для лошадей, надо думать. А может, мятежники тоже любят овес.

– Жди тут, друг мой Винона. Я пошла дергать сатану за бороду.

Она прошлепала босиком по крыльцу и исчезла в полумраке хижины. Окна в хижине были совсем маленькие, так удобней для обороны. В эти оконца разве что ствол винтовки можно выставить, больше ничего не пролезет. Хотя лето едва началось, сегодняшний день решил потягаться жарой с костром, на котором варился овес. Солнце гвоздило меня по голове, и я пожалела, что не подумала надеть шляпу. Перед глазами всплыло укоризненное лицо Лайджа Магана: «Винона, ну что я тебе говорил, что я говорил?» Он был прав, когда настаивал на шляпе. На лагерь лился огромный потоп желтого света. Широкая река словно разбухла от жара. Она бежала себе, сверкая, по камушкам и напевала обычную речную песенку. Мой душевный подъем продолжался, но теперь, когда Пег ушла, мне стало чуть не по себе, и я уже стала обдумывать – может, мне самой пробраться в оружейную и попросту унести винтовку? Я это серьезно обдумывала. С чего вдруг Аврелий Литтлфэр, самая злобная и корыстная душа в Теннесси, решит вернуть ружье Виноне Коул? Сказала ли я Пег, что ружье принадлежит Теннисону Бугеро – тому самому, кого Аврелий Литтлфэр счел нужным уничтожить? Или теперь я знаю, что это был вовсе не он, а полковник Пэртон? И я подумала: что, если полковник Пэртон это сделал, чтобы разворошить осиное гнездо? Чтобы законник Бриско составил документ, оправдывающий налет на мятежников? Я решила, что это возможно. Я поздравляла себя с таким блестящим умозаключением, когда Пег высунула голову наружу и велела мне зайти в дом.

– Ходи веселей, солдат, – сказала она.