Тысяча огней

Я всматриваюсь вдаль, но волны, набегая одна на Другую, уже заслонили рыбаков, и они скрылись из виду. А над пенными гребнями летают птицы-сула. Они громко кричат, долго кружат над водой, потом внезапно ныряют. Секунда-другая — и они вновь взмывают ввысь с добычей в клюве и тут же устремляются к берегу.

Но пора возвращаться в селение.

Тем временем группа ребятишек, воспользовавшись оплошностью сторожа, оставившего незапертым ящик, завладели цепями. Они разложили ржавые цепи на песке и стали играть.

— Из Лагоса мы поедем в Дагомею. Это недалеко отсюда. У нас в программе предусмотрен визит к одному царьку, — говорю я друзьям.

А ребятишки уже успели повесить цепи на дерево и теперь с криками, громко смеясь, пробегают под ними, задевая их спиной. Газовая лампа обдает их белым неярким светом.

Появляется сторож и сердито кричит на сорванцов. Цепи падают на песок, шумливые мальчишки разбегаются, исчезают в темноте.

Сторож подходит к нам и вопросительно смотрит на шотландца с рыжей бородой. Рыжебородый шотландец поясняет, что нам надо сделать подарки людям из селения, которых мы сфотографировали в цепях. Мы даем им денег и возвращаемся на машине в Лагос.

Король в серебряном наноснике

Городская стена Абомея имеет двое ворот: одни большие, другие поменьше. Над маленькими воротами краской выведены имена королей династии с датой их смерти, начиная от Глеле, Гбеханзина, Агосу и кончая ныне здравствующим королем Тоньи. И вот из этой-то маленькой двери появился и предстал нашим взорам король Тоньи. На нем странный серебряный наносник с дужками на ушах, весь в дырочках, словно чайное ситечко.

Голос короля Тоньи, профильтрованный серебряным наносником, звучал пронзительно и как-то бесчеловечно; тембр голоса очень важен, потому что подданные чтят в Тоньи не только своего монарха, но и живое воплощение его усопших предков. Слова, произнесенные замогильным голосом, служат наглядным подтверждением этого. Надо заметить, что красивый серебряный нанос-ник король вместе с церемониальным платьем надевает, лишь когда принимает важных гостей или дает аудиенцию. Сегодня он это сделал специально для нас.

Прежде чем разрешить нам встречу с королем, нас заставили прождать больше часа в прихожей его «загородного» дворца. (Большой дворец частично разрушен, частично превращен в музей.) Составить нам компанию пришли придворные и министры. Две женщины принесли на подносе несколько бутылок с вином и пустые бокалы. Никто из нас, понятно, не посмел к ним притронуться, пока не появится король и первым не осушит бокал. Только Нашимбен (все кинооператоры на редкость любопытны) взял одну из бутылок виски, чтобы посмотреть, какой оно марки. И в этот самый момент в комнату вошел король Тоньи. Нашимбен вздрогнул и выпустил бутылку из рук. «Сейчас она упадет и разлетится на тысячу кусков», — с ужасом подумал я. Но Нашимбен каким-то чудом умудрился поймать бутылку и поставить на поднос. Он весь побелел, ноги у него дрожали. Увы, это был не последний неприятный момент, который нам пришлось пережить в тот день.

Едва придворные распластались ниц у ног монарха, как худощавый человек в очках (позже мы узнали, что это был первый министр) обратился к нам по-французски:

— Его Величество король Тоньи, государь Абомея, традиционный вождь, приветствует вас и желает знать цель вашего визита.

— Прежде всего мы хотели бы выразить свое почтение Его Величеству, славному представителю великой династии, о которой мы столько читали в книгах по африканской истории, — тем же официальным, торжественным тоном ответил я.

Впрочем, я не солгал, потому что и в самом деле короли Абомея весьма знамениты в Африке. Правда, какого свойства эта «известность», я предпочел умолчать, подозревая, что мой рассказ не очень понравился бы именитому хозяину.

Пока мы обменивались любезными фразами, я с беспокойством заметил, что король Тоньи пристально смотрит на нас, пребывая в полной неподвижности. Откуда мне было знать, что он не понимал ни слова по-французски и силился по выражению наших лиц угадать, о чем идет речь. Мы же приняли его молчание за признак враждебности. Все же я набрался смелости и изложил королю нашу просьбу: не разрешит ли он нам остаться в Абомее на несколько дней и снять дворец с его историческими и художественными ценностями.

Сановник-толмач старательно переводил, король молча слушал, потом вдруг вскочил и начал кричать что-то в серебряный наносник. Его голос гулко отдавался в маленьком зале.

— Смотри, как он рассвирепел. Сейчас он велит нас арестовать! — шепнул мне Нашимбен.

Откровенно говоря, я решил, что сказал что-то невпопад и нечаянно оскорбил гневливого монарха. Между тем король отнюдь не рассердился. К нашему полнейшему изумлению, высокопоставленный толмач перевел с улыбкой:

— Король счастлив принять вас у себя. Он прочел ваши рекомендательные письма. Можете снимать все, что вам захочется. Король дает вам на то свое высочайшее разрешение.