— У женщин селений в саванне очень ценятся бутылки, в которых они хранят воду. Стеклянная бутылка дает им, так сказать, моральное преимущество перед соседками, которые по старинке хранят воду в пустой тыкве.
— Словом, бутылка для них символ богатства, — в третий раз прервал рассказчика Нашимбен.
Не помог даже толчок; впрочем, я мог нечаянно толкнуть и совсем другого. Я «прицелился» поточнее, и негромкое «ой» показало, что на этот раз удар достиг цели.
— Конечно, для них бутылка символ богатства, — ответил наш хозяин, — так что ловкий торговец с огромной выгодой для себя продавал их на рынке целыми ящиками.
Нам это показалось довольно любопытным, но ничего необычного в рассказе словоохотливого чиновника мы не нашли. Однако самое интересное было впереди. Выпив рюмку арманьяка, наш словоохотливый гость продолжал:
— Но однажды на рынке в Уахигуйя разразился грандиозный скандал, и наш предприимчивый торговец… угодил на каторгу. Конечно, не потому, что он продавал пустые бутылки. Просто открылось, что он получал в обмен.
— Какой-нибудь запрещенный товар?
— Девочек, дорогие друзья. В обмен на бутылки он покупал на рынке в Уахигуйя девочек и юных девушек. Моей очень бедны, а вот детей у них хоть отбавляй. Если они не могли заплатить за бутылку деньгами или каким-нибудь товаром, то всегда оставался выход — продать одну из «лишних» дочек. Торговец давал за крепкую, здоровую девочку сто пустых бутылок.
Нашего друга явно забавляли наше изумление и растерянность коллег.
— К тому же на рынке царило полнейшее самообслуживание. Не хуже, чем на Центральном рынке в Париже. Женщины-моси, придя с девочками и девушками, отобранными для продажи, оставляли их где-нибудь под деревом, так, чтобы торговец мог их незаметно рассмотреть. Тем временем они подходили к ящикам с бутылками и выбирали, какие им приглянулись больше всего. При этом все происходило молча, без единого слова. Эта возможность свободного выбора особенно привлекала женщин, и находчивый торговец наживал баснословные барыши.
— Но в конце концов его поймали и осудили? — спросил я.
— Конечно. У нас отличная полиция.
— А девочки?
— Какие девочки?
— Которых он брал в обмен на бутылки. Торговец держал их всех в своем доме?
— Нет, их так и не нашли. Ни одной. Торговец не смог даже толком объяснить полиции, куда они девались.
— Но это же очень странно!
— Ничуть. Все девочки-моси похожи одна на другую, — спокойно объяснил рассказчик. — Торговец продавал свои живые «приобретения» в разные страны. Попробуй их там разыщи.
— Главное, что его разоблачили и сурово наказали, — вмешался другой наш гость.
Видно было, что он хочет поскорее перевести разговор на другую тему.
Но и это еще не было кульминацией работорговли. Ведь мы еще не видели женщин — чековых книжек. Обмен женщин на соль, на лошадей, на бутылки лишь мелкий случайный эпизод в сравнении с торговлей женщинами во время хаджа (дней паломничества мусульман в священную Мекку). В этот период торговля «живым товаром» приобретает такой размах, что «местная» проблема выходит за пределы одной только Африки и приобретает международное значение. Мы знали об этом еще до своего отъезда и намеревались побывать на религиозном празднике хаджа. Мы хотели сами убедиться в размахе торговли рабами, главным покупателем которых является Саудовская Аравия. Многое было известно нам заранее, но когда мы побывали на молениях верующих, посмотрели на их отъезд в Мекку, то потом долго не могли оправиться от потрясения. Больше всего пас поразил размах работорговли.
Для мусульман апрель и май — месяцы наиболее полного слияния с религией.
Едва кончается рамадан, как уже начинается праздник жертвоприношения. Сотни тысяч мусульман (по последним данным, свыше миллиона) могучей рекой текут в Мекку из Индии, Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока, Экваториальной и Западной Африки, с островов, из пустыни и лесов.
Еще раньше в Сахаре я видел целые караваны паломников. Они ехали в поездах из Судана, плыли на шлюпках и судах из портов Красного моря. На площадях городов Кано, Форт-Лами, Маруа, Ниамей, Уагадугу тысячи и тысячи верующих истово молились перед великим паломничеством. Вера звала их в нелегкий дальний путь.
— Но теперь и в рай нетрудно попасть в рассрочку.
— Раньше паломничество в Мекку было сопряжено с трудным и рискованным переходом через пустыню по караванной тропе. Тогда действительно можно было говорить о вознаграждении и спасении души за все невзгоды и лишения. Но теперь…
— Теперь в Мекку летят самолетом, а билет оплачивают в рассрочку за три года.
Обо всем этом нам рассказывают в Ниамее два секретаря министерства информации. Они привели нас на большую площадь, где семь тысяч мусульман исступленно молятся перед отъездом и отлетом в Мекку.