Тысяча огней

В средневековом Нгаундере придворные, советники, воины бродят по дворцу с новейшими транзисторными приемниками и, как много-много лет назад, стараются превзойти один другого в восхвалении своего «возлюбленного» владыки.

В средневековом Нгаундере министры ходят по дворцу и с удовольствием слушают и обрядовые песни из Форт-Лами, и твист из Дуалы. Но стоит ламидо появиться, как приемники тут же умолкают. Придворные, мгновенно оценив обстановку, начинают либо кричать во весь голос, либо медоточиво шептать:

— Все знают, что ты могучий лев.

— Ты сильнее слона!

— О, ты грозный удав, удушитель слонов!

Ламидо, едва он нас увидел, приказал всем замолчать и любезно спросил о цели нашего визита. Выслушав слова приветствия, ламидо пригласил нас сесть и с места в карьер на прекрасном французском языке начал расспрашивать о последних моделях итальянских гоночных автомобилей.

Мы, понятно, были удивлены, и это доставило ему явное удовольствие. Минут через десять он повел нас во внутренний двор. Там стояла новенькая американская машина.

— Я пользуюсь ею, когда отправляюсь осматривать свои селения, — с гордостью сказал он. И тут же повернулся, дав понять, что аудиенция окончена.

Позже мы узнали, что там, где дороги слишком узки для машины или надо преодолеть вброд речку, сотни «пожизненных слуг» с помощью крепких шестов водружают машину себе на плечи и несут километр и больше.

Когда машина ламидо проносилась по улицам Нгаундере, капот ее был укрыт разноцветной попоной, достойной этого могучего стального коня. А то, что попона украшала капот’ новейшего «шевроле», а не круп чистокровного арабского скакуна, учитывая вкусы хозяина, не имело никакого значения. Эта развевающаяся попона на сверкающей никелем машине лишь один из примеров уродливого смешения нового и старого во многих странах Африки, где люди живут как бы в двух разных временах. В течение дня достаточно нескольких секунд, чтобы из одной эпохи перенестись в другую.

Город расположен на высоте тысячи метров над уровнем моря. Над всем плоскогорьем господствует гигантская одинокая гора Нгаундере, по имени которой и названа вся прилегающая местность. Нгаундере означает «каменный пупок», и не удивительно, что африканцы видят в этой каменной глыбе, нависшей над плоскогорьем и степными долинами Экваториальной Африки, «пуп» окрестных земель.

Когда мы спустились на бескрайнюю равнину, то гора в самом деле показалась мне, как и местным жителям, «пупом» не только этого района, но и всего Камеруна.

Прежде Камерун был немецкой колонией, затем, после первой мировой войны, его включили в состав французской Африки, а с первого января 1960 года он стал независимой республикой. Республика имеет свой парламент, сенат, правительственную и оппозиционные партии. Но в молодых африканских странах парламентские институты подчас имеют реальное значение лишь в больших городах. Во внутренних же областях подлинная и притом безраздельная власть принадлежит ламидо и султанам. Внешне власть ламидо ограничена сферой религии, но в действительности вся общественная и частная жизнь тысяч и тысяч африканцев и даже европейцев подчинена их прихоти и воле. Как у всякого добропорядочного и богатого мусульманина, у ламидо четыре законных жены, пятьдесят наложниц и шесть евнухов. Его личная конная стража насчитывает четыреста всадников. Еще три тысячи стражников могут прийти ему на помощь из окрестных селений. Новый район города: каменные дома, небольшой отель, префектура, здание полиции и больница — расположен в тенистых рощах неподалеку от аэропорта. Отсюда до старой части города не больше четырех-пяти километров. Но, как я уже говорил, в Африке цифры весьма обманчивы.

Новый Нгаундере отделяют от старого не четыре-j пять километров, а четыре-пять веков.

Как и сам повелитель, все шестьдесят тысяч обитателей старого города живут в эпохе средневековья и абсолютного господства феодальных порядков.

За дворцом ламидо лепятся хижины и домишки. Вы не найдете здесь ни одного каменного строения. Все дома — с высоченной соломенной крышей, и «слеплены» они из утрамбованной земли. В старом городе вы не увидите никого, кто был бы одет на европейский манер; на всех широкие длиннополые бубу самых разных цветов. Каждая семья несет феодальную повинность. Одни должны поставлять во дворец дрова, другие — фрукты, третьи — фураж. Этот коллективный «дар» позволяет шорцу не покупать ничего на стороне.

Внутри дворца ламидо хижины повыше, чем в самом городе; обычно они обнесены круговой оградой тоже из утрамбованной земли. Собственно, это сплошная серая стена без окон или щелей. Наверху ее «украшает» корона из осколков битого стекла, признанная уберечь от нескромных взглядов тайны этого королевства из грязи. У ворот стоят вооруженные стражники в живописных одеяниях. Получив соответствующее разрешение, я каждый раз переступаю порог с каким-то тягостным чувством. Но любопытство и жгучий интерес неизменно оказываются много сильнее нерешительности.