Тысяча окон и один журавль

— Леокадия Андреевна, можно у вас что-то спросить?

— Спрашивай, Славик.

— Почему вы теперь не такая, как были в нашей квартире? И почему вы там всегда молчали?

Похоже, что Лампадии Андреевне неприятно было про это говорить, но и меня она, видно, не хотела обидеть. Она ласково сказала, что я ещё маленький и мне этого не понять.

— Это я — маленький? Да мне уже десятый год! Если хотите знать, мой отец никогда ничего не сделает, не посоветовавшись со мной. Какой же я маленький!

И всё-таки Лампадия Андреевна не стала мне ничего рассказывать. Она сжала губы и сделалась совсем серая. Почти такая, как тогда, когда жила в нашей квартире.

— Ну… тогда я пойду…

Я выбежал из комнаты, я решил обидеться на Лампадию Андреевну. Как же так — я нашёл ей фотографию, а она не захотела мне ничего рассказать! И всё-таки я не обиделся, мне стало жаль её. Опять она печальная, молчаливая — совсем как когда-то. Думал я, думал и решил рассказать всё это отцу с Марусей. Про фото, которое Раиса Демидовна выбросила в мусор, и ещё про то, что Леокадия Андреевна не хочет мне рассказывать, почему она была такая чудная, когда жила с нами.

Отец выслушал меня очень внимательно. Маруся тем временем одна работала на Могикане. Ох и рассвирепел же отец, когда узнал про фотографию! И принялся распекать не одну только Раису Демидовну, а и всех нас, даже и себя.

— Потому что все мы, — сказал он, — были равнодушными. А равнодушия никому нельзя прощать… Марусь, поработай-ка часок одна, а я пойду к Леокадии Андреевне! — крикнул отец Марусе.

Наверно, мне не надо было оставлять Могикана на одну Марусю — а ну как опять забарахлит… Но разве я мог удержаться, не побежать следом за отцом?

Лампадия Андреевна встретила отца вежливо, но не очень весело. Я шмыгнул на балкон, чтобы не мешать им. А отец не стал разводить антимонии — «как живёте?» и всякое такое. Он сразу сказал:

— Мне стыдно, Леокадия Андреевна, что за всё время я не выбрал и часа, чтобы поговорить с вами по душам. Кое-что Славка мне рассказал, но я хочу разобраться до конца в этом неприятном деле.

Лампадия скучно глянула на отца, а потом всё-таки улыбнулась. Мне с балкона всё было видно.

— Стоит ли ворошить прошлое? — неохотно проговорила Леокадия Андреевна.

— Стоит! Я должен узнать хоть теперь…

— Ну хорошо. Вы помните то время, когда Раиса Демидовна поселилась в нашей квартире?

Вот так штука! А я думал, что Раиса Демидовна жила у нас всегда.

— Помню, — кивнул отец. — Это было, вероятно, лет восемь назад.

— Тогда, может быть, вы помните и то, что ордер она получила на две комнаты: на ту, в которой живёт теперь, и на маленькую, в которой жила я. Потому что в ордер был вписан также её младший сын. Ему тогда было пятнадцать лет.

— Да-да, припоминаю. Только он ведь никогда там не жил.

— Не жил. Он не захотел жить с матерью и поступил в техникум в другой город, только бы жить отдельно. И управдому об этом написал.

Если бы я не захотел жить с отцом, это была бы для него большая беда. Но отец ведь — не Раиса Демидовна.

— Это была для неё большая беда, — продолжала Лампадия Андреевна, будто услышав, о чём я думал. — Сказать по правде, она очень недобрый человек, а потому и несчастный.

Это Раиса Демидовна — несчастная? Ничего себе!

— Правда ваша, плохо злым людям живётся, радоваться не умеют, — согласился отец.

Тут я подумал: а ведь и Лампадию Андреевну считали злой… Теперь-то я знаю, что это неправда. Но почему же и она не умела радоваться? Я затаил дыхание и слушал.

— А тут в наш город приехала я. И мне было совсем негде жить — ни родных, ни знакомых. Вот мне и дали эту самую комнатушку, которую Раиса Демидовна продолжала считать своей. И она с первого же дня возненавидела меня.

— Большое дело, — махнул рукой отец, — она всех ненавидит.

— Меня особенно. Проходу не давала, что это из-за меня к ней не приехал сын. Даже прозвала ведьмой-одиночкой…

Тут мне пришлось покраснеть. Ведь и я — про себя, да и не только про себя — называл её так.

— Но почему вы не разговаривали с соседями? С Раисой Демидовной — понятно. А с нами? Разве мы вас чем-нибудь обидели?

— Не будем об этом…

— Нет, уж давайте всё до конца! — настаивал отец.

— Ну, соседей я сторонилась из-за… жалоб. Неужели вам не понятно?

— Из-за каких жалоб?

— Тех, что писала на меня Раиса Демидовна… Будто я незаконно вселилась, развела в квартире грязь… Много чего она писала, вы ведь все подписывали.

Как — подписывали? И мой отец подписывал? Этого не может быть!

— Мы подписывали? — рассердился отец. — Кто вам сказал такую чушь?

— Раиса Демидовна, кто же ещё. Она уверяла, что все вы…

— Врёт она! — не выдержал я и вбежал в комнату. — Никто, кроме неё самой, не мог такого подписывать. Ни мы, ни Панчишины, ни Анна Павловна со своей семьёй! Уж я-то знаю!

— Ярослав! — строго сказал отец. — А ну, брысь отсюда!

Я послушно вернулся на балкон…

— Одного я не понимаю, — донёсся до меня голос отца, — почему вы молчали? Почему не спросили у нас?