Тысяча окон и один журавль

«Не бойся, Ярослав, этот ребёнок тоже вырастет счастливым».

«Правда, Славик, — подхватывает Маруся, — среди добрых людей и ребёнок вырастет добрым, а значит, и счастливым».

Я сразу успокоился. Наверно, это и вправду так.

«Спрячь этот кувшин, Маруся, — советует отец. — И береги его, он нам ещё понадобится. Мы должны всех злых, кто поселится на Весёлом, вылечить от злости, а добрых сделать ещё добрее. В следующий раз мы придём… мы придём…»

Когда мы ещё придём на Весёлый лечить людей от злости — я не услышал. Вместо того, чтобы сказать, когда это будет, отец, как всегда, стянул с моей головы простыню.

— Ох, Ярослав, в комнате и так жарко, дышать нечем…

Я заболел

Меня тошнило. Совсем немножко, не хотелось говорить об этом отцу. Подумаешь, какая беда, потошнит и перестанет. Когда-то отца тоже тошнило, наверно, от консервов, но он же не бросил работу! И я не собираюсь бросать. Правда, у меня вдобавок и живот заболел. Как схватит, в глазах темно делается, я чуть не кричу. Не весь живот болел, а только с правой стороны. Как будто туда собака залезла и грызёт. Потом стало легче, и я обрадовался: прошло!

Только есть не хотелось. Мы теперь обедаем в новой столовой на Весёлом, и отец с Марусей хвалят, говорят, что там хорошо готовят. Но сегодня всё казалось мне невкусным. Таким невкусным, что я даже удивлялся — как можно это есть да ещё и нахваливать.

— Ярослав, с каких пор ты стал таким капризным, — сердито глянул на меня отец. — Перебираешь как маленький.

Я принялся через силу цедить противный борщ, и вдруг… Ой, лучше не вспоминать… Маруся едва успела вывести меня из столовой.

— Ты, верно, наелся какой-нибудь зелени, а, Славик? Признайся, что ты ел?

А что я ел? То же самое, что и отец, больше ничего. И что это такое ко мне привязалось?

Маруся посоветовала мне поехать домой и лечь. Но я ответил, что на Весёлом скорее поправлюсь, потому что здесь свежий воздух. И когда мы пришли с обеда, я сел возле котлована. Не того, где будет наша квартира — тот мы уже вырыли, а возле другого — нового. Я уселся на траву, и у меня снова страшно заболел живот. Тогда я лёг. Но и лежать долго не смог. Крутился от боли, поворачивался с одного боку на другой, но ничего не помогало. Мне казалось, что земля подо мной куда-то поплыла. И недостроенные дома куда-то поплыли… А Последний Могикан стал каким-то странным: он то удваивался, то утраивался… Наконец мне показалось, что их целый десяток, и все они хотят подцепить меня своим ковшом. Они тянули ко мне свои длинные шеи и, свесившись надо мной, скалили свои зубы. Я закричал, потому что испугался, что вот-вот меня кусанёт какой-нибудь из них и сбросит вместе с грунтом в кузов самосвала. Я так закричал, что ко мне подбежала Маруся и тоже испуганно закричала:

— Что с тобой, Славик? Ты слышишь меня?

Но это была уже не Маруся, а Раиса Демидовна. Она грозила мне кулаками и орала, что уж теперь рассчитается со мной за всё. Она выросла огромная, как подъёмный кран, а у меня не было сил убежать от неё. А дальше я ничего не помню…

Когда я пришёл в себя, то очень удивился: я был не на Весёлом, а лежал на спине в кровати, но не дома, а в какой-то незнакомой комнате. Там стояли ещё три кровати, а на них лежали какие-то чужие люди. Возле меня сидел мой отец — не в спецовке, а в белом халате, и Маруся — тоже в халате. И лицо у Маруси было заплаканное.

— Папа! — крикнул я. Правда, не крикнул, а пискнул, как котёнок, слабым, еле слышным голосом.

Но отец услышал, и Маруся услышала. Они сразу наклонились ко мне и начали улыбаться. Хоть отец был какой-то бледный, а Маруся заплаканная.

— Эх ты, мудрый мой цыган, — сказал отец. — Как же это ты подкачал? Ну ничего, теперь всё будет хорошо. Порядок!

Я хотел сразу же подняться, но не смог: так болело всё тело, даже спина. Отец придержал меня за плечи и велел лежать тихо, не двигаться.

— Где я? И почему мне нельзя двигаться?

— Ты в больнице, Славик, — объяснила Маруся. — Тебе сделали операцию.

Вот тогда я испугался и закричал, вернее, зашептал:

— Какую операцию? Когда? Я же ничего не слышал…

— Потому что ты потерял сознание, и тебя увезла с Весёлого «скорая помощь». А потом тебе дали наркоз… усыпили, чтобы не болело, когда будут делать операцию. У тебя был аппендицит, да ещё какой… А мы-то ничего не знали… Хорошо, что так обошлось.

Отец наклонился ко мне ещё ближе и коснулся щекой моего лица. У него была колючая щека — небритая, и глаза какие-то подозрительно красные… Неужели и он плакал, как Маруся? Мой отец?

Хоть его щека и кололась, мне было приятно, что отец прижался ко мне. Даже вроде меньше стало болеть.

— Вы от меня не уйдёте? — спросил я. — Не хочу лежать здесь один. Заберите меня отсюда!

— Сейчас к тебе придёт Леокадия Андреевна. А взять тебя отсюда нельзя, надо сначала поправиться. Доктор не позволит забрать тебя.

— А вы? Вы уйдёте от меня?

Отец помолчал, а потом сказал:

— Ярослав, давай потолкуем, как взрослые люди. Ну хорошо, мы останемся сидеть с тобой, а кто будет работать на экскаваторе? Ты разве хочешь, чтобы работа стала?