Тысяча осеней Якоба де Зута

– Напротив, она там ведет записи в качестве секретаря. Но я все пытаюсь вам объяснить… – Маринус отправляет уязвимый красный шар в лузу, но биток не откатывается назад. – Женщины ее сословия не живут с иностранцами на Дэдзиме. Даже если бы она вдруг ответила на ваши нежные чувства, какой порядочный человек возьмет в жены девушку, которую трогал рыжеволосый демон? Если вы ее и правда любите, докажите свою преданность – не ищите с нею встречи.

«Он прав», – думает Якоб и тут же спрашивает:

– Можно мне побывать с вами в Сирандо?

– Безусловно нет. – Маринус делает попытку загнать в лузу оба битка – свой и Якоба, – но терпит неудачу.

«Стало быть, у его внезапного мягкосердечия есть свои границы», – понимает Якоб.

– Вы не ученый, – объясняет доктор. – А я вам не сводник.

– Разве это справедливо – осуждать тех, кому не досталось такого же, как вам, образования, за пьянство, курение и всяческий разгул… – Якоб отправляет в лузу биток Маринуса, – в то время как вы отказываетесь помочь им совершенствоваться?

– Я не просветительское общество. И образование свое заработал тяжелым трудом.

За окном то ли Купидон, то ли Филандер наигрывает мелодию на виоле да гамба.

Козы с собакой воинственно облаивают и обблеивают друг друга.

– Вы рассказывали, что делали ставки, когда играли с господином Хеммеем… – Якоб промахивается по шару.

– Неужто вы предлагаете азартную игру в день субботний? – шутливо ужасается доктор.

– Если я первым наберу пятьсот одно очко, позволите мне один раз сопровождать вас в Сирандо?

Маринус, прицеливаясь по шару, смотрит на Якоба с сомнением:

– А что я получу, если выиграю?

«Он не отвергает с ходу мою ставку», – отмечает Якоб.

– Назовите, что вы хотите!

– Будете шесть часов работать у меня на огороде. Передайте мостик, пожалуйста!

– Что касается вашего вопроса… – Маринус тщательно примеривается к следующему удару. – Можно считать, что я осознал себя в этой жизни дождливым летом тысяча семьсот пятьдесят седьмого в некой мансарде в Гарлеме. Было мне шесть лет, и я только что побывал на пороге смерти, переболев лихорадкой, которая унесла на тот свет всю мою семью торговцев тканями.

«И вы тоже», – думает Якоб.

– Я не знал. Простите…

– Мы живем в юдоли слез. Родственники передавали меня друг другу по цепочке, точно фальшивую монету. Все они рассчитывали получить свою долю наследства, а наследство целиком ушло на уплату долгов. Я после болезни… – он похлопывает себя по искалеченной ноге, – представлял собой малообещающее вложение капитала. Последний родич, какой-то четвероюродный дедушка по имени Корнелис, объявил мне, что у меня один глаз косит, а другой наводит порчу, и отвез меня в Лейден, где и оставил на пороге какого-то дома на берегу канала. Пообещал, что меня возьмет к себе моя, «так сказать, тетушка» Лидевейде, а сам шмыгнул прочь, как крыса в сточную трубу. Делать нечего, я позвонил в звонок. Дверь никто не открыл. Хромать за дядюшкой Корнелисом смысла не было. Так я и сидел на ступеньках…

Маринус промахивается одновременно по красному шару и по битку Якоба.

– В конце концов добродушный стражник… – Маринус одним глотком осушает стакан с лимонным соком, – пригрозил выпороть меня за бродяжничество. Я стал уверять, что не бродяга, но, поскольку я был одет в обноски своих кузенов, стражник остался глух к моим оправданиям. Я долго ходил взад-вперед вдоль канала Рапенбург, просто чтобы согреться… – Маринус смотрит на дальний берег залива, где обитают китайские купцы. – День был пасмурный, безрадостный, выматывающий душу. На меня глазели продавцы каштанов и уличные мальчишки, почуявшие добычу, а на том берегу канала клены роняли листья, как женщина роняет клочки разорванного письма… Домбуржец, вы будете бить или нет?

Якобу удается дуплет: двенадцать очков.

– Когда вернулся к тому же дому, огни в окнах так и не горели. Я позвонил в звонок, моля о помощи всех известных мне богов. Старуха-служанка распахнула дверь, клянясь, что будь она хозяйкой, прогнала бы меня с глаз долой без разговоров, ибо опаздывать грешно, такое у нее мнение. Но раз уж она – не хозяйка, Клаас впустит меня через сад позади дома, хотя мне полагалось бы идти через черный ход, предназначенный для торговцев. И она захлопнула дверь. Я спустился с крыльца к черному ходу, постучал, и все тот же цербер в юбке, заметив, что я опираюсь на палку, провел меня по обшарпанному коридору в дивной красоты сад. Ваша очередь, бейте, не то мы здесь до ночи провозимся.

Якоб отправляет оба битка в лузу. При этом красный шар занимает весьма удобную позицию.