Тысяча осеней Якоба де Зута

– О-бэн-то-муси – жук-коробка-с-завтраком. – Барышня Аибагава улыбается и показывает на божью коровку. – Это – о-тэн-то-муси.

– Тэнто-муси, – повторяет он, и она одобрительно кивает, словно школьная учительница.

Темно-синее летнее кимоно и белый платок на голове придают ей сходство с монахиней.

Они не одни: у калитки маячит неизбежный стражник.

Якоб старается не обращать на него внимания.

– Божья коровка. Друг садовника…

«Анне ты бы понравилась, – думает он, глядя ей в лицо. – Анне ты бы понравилась».

– …потому что божьи коровки поедают тлей.

Он подносит палец к губам и легонько дует.

Божья коровка взлетает и садится на лицо пугалу.

Барышня Аибагава поправляет пугалу шляпу, как могла бы поправить жена.

– Как вы его звать?

– Пугало, чтобы отпугивать птиц. А этого зовут Робеспьер.

– Пакгауз Эйк у вас «Дубовый пакгауз», обезьяна – «Вильям». Почему пугало «Робеспьер»?

– Потому что, когда ветер меняется, у него голова слетает. Довольно мрачная шутка.

– Шутка – это тайный язык. – Барышня Аибагава хмурится. – Внутри слов.

Якоб решает не упоминать о веере, если не заговорит она. По крайней мере, кажется, она не обижена и не сердится.

– Я могу вам чем-то помочь?

– Да. Доктор Маринус велеть просить у вас розу-меру. Он сказать…

«Чем лучше я знаю Маринуса, – думает Якоб, – тем меньше его понимаю».

– …Он сказать: «Попросите Домбудзецу дать вам шесть… отпрысков?.. розу-меру.

– Пройдемте сюда, здесь у нас растут всякие травы.

Якоб ведет ее по тропинке и хочет сказать что-нибудь шутливо-любезное, но все, что приходит в голову, кажется глупым до идиотизма.

– Почему господин Дадзуто сегодня работать как садовник? – спрашивает она.

– Просто мне нравится работать на огороде, – бессовестно врет Якоб. И добавляет малую толику правды: – Когда я был маленьким, часто помогал родственнику в саду. Мы первыми в деревне вырастили у себя сливы.

– В деревне Домбург, в провинции Зеландия, – говорит она.

– Вы запомнили? Вы очень добры. – Якоб срывает полдюжины молодых побегов. – Прошу вас…

На одно бесценное мгновение их руки связаны пучком горчащих трав, под взорами десятка кроваво-рыжих подсолнухов.

«Не хочу покупать себе продажную девицу, – думает Якоб. – Я хочу заслужить тебя».

– Спасибо. – Она нюхает стебелек. – «Розумарин» – что-то значить?

Якоб мысленно благодарит строгого учителя латыни в Мидделбурге; у него еще вечно воняло изо рта.

– Латинское название – Ros marinus. Ros означает «роса» – вы знаете это слово?

Она хмурится, качая головой. Зонтик от солнца медленно вращается у нее в руках.

– Роса – это вода, которую можно увидеть на траве рано утром, пока солнце ее не высушит.

Теперь она поняла.

– Роса… У нас говорят: аса-цую.

Якоб точно знает: он не забудет слово «аса-цую», пока жив.

– Ros – это «роса», marinus – «море», Ros marinus получается – «морская роса». Старики говорят, розмарин хорошо растет только там, где слышно шум моря.

Ей понравилось.

– Это правда?

– Быть может… – «Пусть время остановится», – мысленно просит Якоб. – Скорее, просто красивая сказка.

– Marinus – это «море»? Значит, господин доктор – доктор Море?

– Можно и так сказать. А что значит «Аибагава»?

– Аиба – синий. – Она явно гордится своим именем. – Гава – река.

– Так вы – синяя река. Вы как стихи.

«А ты – надоедливый похабник», – отчитывает себя Якоб.

– Есть еще женское имя – Розмари. Крещеное имя… То есть собственное, не фамилия. А мое имя… – Он старается говорить небрежно. – Мое имя Якоб.

Она удивленно склоняет голову к плечу:

– Что есть Я-ко-бу?

– Так меня назвали родители. Мое полное имя – Якоб де Зут.

Она осторожно кивает:

– Якобу Дадзуто.

«Если бы можно было поймать сказанное слово и запереть в шкатулку…»

– Мой произношений не очень хороший? – спрашивает барышня Аибагава.

– Нет-нет-нет! Вы совершенство во всех отношениях. Ваше произношение идеально.

Возле низкой каменной стены, ограждающей сад, стрекочут цикады.

– Госпожа Аибагава… – У Якоба вдруг пересохло во рту. – А как ваше собственное имя?

Она отвечает не сразу:

– Отец и мать называть меня Орито.

Ветерок накручивает на невидимый палец прядку ее волос.

Она опускает глаза:

– Доктор ждет. Спасибо за розмарин.

– Счастлив служить вам.

Больше он ничего не смеет сказать.

Сделав три-четыре шага, она оборачивается:

– Я забыть один вещь. – Достает из рукава какой-то фрукт, размером и цветом похожий на апельсин, только с гладкой кожицей. – Из мой сад. Я принести доктор Маринус много такой, и он сказать, чтобы я взять один для господин Дадзуто. Это звать каки.

Она пристраивает фрукт на плече у пугала.

– Значит, по-японски хурма называется «каки»? Большое спасибо, мы с Робеспьером непременно ее съедим.

Барышня Аибагава идет прочь по тропинке. Деревянные сандалии звонко щелкают по обожженной солнцем земле.

«Действуй! – призывает Дух грядущих сожалений. – Второго такого шанса я тебе не дам».

Якоб торопливо огибает грядку с помидорами и догоняет свою гостью у самой калитки:

– Барышня Аибагава! Барышня Аибагава! Простите меня.

Она оглядывается, уже взявшись за калитку:

– За что простить?