Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

Взгляд Руне сместился на мои уши, и в уголке его губ снова заиграла усмешка. «Интересно, — подумала я, — что его так обрадовало?» Руне наклонился и, осторожно убрав с моего лица прядку волос, обвел пальцем контур уха и довольно выдохнул.

— Ты все еще носишь их.

Сережки.

Мои сережки-восьмерки.

— Постоянно, — подтвердила я в ответ на тяжелый взгляд Руне. — На веки вечные.

Руне опустил руку, но задержал пальцы на конце прядки.

— Ты постриглась. — Два слова — констатация факта, но я знала — это вопрос.

— Волосы отросли, — объяснила я и почувствовала, как он напрягся. Разрушать магию вечера разговорами о болезни или лечении не хотелось. Я наклонилась и прижалась лбом к его лбу. — Сначала выпали, потом отросли. — Я отстранилась и шутливо тряхнула бобом. — К тому же мне так нравится. И удобно. Подумать только, сколько лет мучилась с той копной.

Руне глухо усмехнулся. Я поняла, что ответ понравился, и продолжила в том же шутливом тоне:

— К тому же длинные волосы полагается носить только настоящим викингам. Викингам и байкерам. — Я наморщила нос и сделала вид, что разглядываю Руне. — Жаль, у тебя нет мотоцикла… — Он помрачнел, и я, не договорив, прыснула со смеху.

Руне притянул меня к себе и прошептал в самое ухо:

— Мотоцикл достать можно. Если ты так хочешь. И если это нужно, чтобы вернуть твою любовь.

Он так пошутил.

И я знала, что пошутил.

Но смех застрял в горле, и все мое веселье испарилось. Он моментально заметил перемену и хотел что-то сказать, но только сглотнул и промолчал.

Дав волю чувствам, я протянула руку и погладила Руне по щеке, а завладев полностью его вниманием, прошептала:

— Для этого вовсе не нужен мотоцикл.

— Нет? — так же шепотом спросил он.

Я покачала головой.

— Почему? — От волнения у него раскраснелись щеки. Похоже, вопрос стоил ему немалой доли столь ревностно оберегаемой гордости. Мне уже бросилось в глаза, что нынешний Руне вопросов задавать не любит.

— Потому что, — прошептала я едва ли не в самое его ухо, — нельзя вернуть то, что не терял.

Что же он сделает теперь? Затаив дыхание, я ждала ответа, хотя и не ожидала чего-то ласкового и нежного. Чего-то такого, от чего сердце замерло бы на вдохе, а душа затрепетала.

Он подался чуть вперед — ровно настолько, насколько требовалось — и поцеловал меня в щеку. А потом, отстранившись на чуть-чуть, мимолетно коснулся моих губ. Я замерла, надеясь на настоящий поцелуй. Такой, которого желала всем сердцем. Но Руне перешел с одной щеки на другую, наградив их тем, чего не досталось моим губам.

Когда он отстранился, мое сердце колотилось в груди большим басовым барабаном. Руне сел, но его пальцы в какое-то мгновение сжали мою ладонь немножко сильнее. Губы дрогнули, скрывая тайную улыбку.

Долетевший с бухты звук на секунду отвлек мое внимание — утка с криком вспорхнула над водой и устремилась в темное небо. Я заметила, что и Руне смотрит в ту же сторону, а когда он повернулся ко мне, шутливо сказала:

— Ты ведь уже викинг. Викингу мотоцикл ни к чему.

Теперь Руне улыбнулся. Непривычно для него широко — между губ мелькнули зубы. Какое достижение! И повод для гордости.

Официант принес заказанное блюдо, крабов, и поставил ведерки на накрытый бумажной скатертью столик. Руне неохотно выпустил мою руку, и мы приступили к делу — уничтожению горы морепродуктов. Вкус нежнейшего мяса в сочетании с взрывом лимонного сока обжег горло.

Я задохнулась от наслаждения.

Глядя на меня, Руне рассмеялся и покачал головой. Я бросила ему на колени кусочек крабового панциря — он нахмурился — и, вытерев руки о салфетку, посмотрела в высокое ночное небо. На безоблачном черном покрывале ночи зажглись яркие звезды.

— Ты видел что-нибудь столь же прекрасное, как эта бухточка? — спросила я. Руне тоже поднял голову, а потом перевел взгляд на растянувшиеся гирляндами по тихой воде отражения мигающих лампочек.

— Я бы ответил, что да, видел, — сухо ответил он, — но понимаю, что ты имеешь в виду. Живя в Осло, я иногда представлял это место и спрашивал себя, бываешь ли ты здесь без меня.

— Не бывала. Сегодня — в первый раз. Мама с папой небольшие любители крабов… в отличие от бабули. — Я улыбнулась, мысленно посадив бабушку рядом с нами. — Помнишь, она принесла с собой полную фляжку бурбона и подливала его в сладкий чай? — Мне вдруг стало смешно. — А помнишь, как она прижала палец к губам и сказала: — Но никому об этом не говорите. Я сделала доброе дело, когда спасла вас от церкви и привезла сюда. Так что не болтать!

Руне тоже улыбался, но при этом не спускал глаз с меня.

— Ты скучаешь по ней.

— Да, скучаю, — кивнула я. — Вспоминаю ее каждый день. Вспоминаю и спрашиваю себя, смогли бы мы, как собирались, съездить в Испанию — на забег с быками. Или в Италию — посмотреть Ассизи. — Я снова рассмеялась, а потом, успокоившись, добавила: — Но самое лучшее во всем этом то, что мы скоро увидимся. — Я посмотрела Руне в глаза. — Когда я вернусь домой.