Тысяча свадебных платьев

– Мне хотелось, чтобы этот медальон был у тебя – чтобы с тобой была частица твоего отца. И мне необходимо, чтобы ты кое-что сделала.

Я молча киваю.

– Придет день, и ты покинешь Париж. Когда будешь уезжать, возьми с собой медальон. Обязательно увези его из этого города, подальше от страшных воспоминаний. Обещай мне, что сделаешь это.

– Покину Париж? – Я смотрю на нее с удивлением. – Но куда же я поеду? Париж – моя родина, мой дом.

– Больше уже нет. И ты отсюда уедешь. Тебе суждено уехать.

– Но как же наш салон? И наше дело? Ты всегда говорила…

– Я много чего говорила. Я всегда учила тебя жить ради нашего дела, потому что именно так учили меня. Но я ошибалась. Я очень во многом ошибалась.

– Maman…

– Дай мне договорить!

Открыв было рот, я его снова закрываю. Спорить с ней бесполезно.

– Я всегда держала тебя на некотором расстоянии… Нет, не мотай головой, мы обе знаем, что это так. Вот только ты не знаешь почему. – Она делает глубокий, с влажными хрипами, вдох. – Ты оказалась так похожа на него, Солин! Настолько похожа, что мне больно было на тебя смотреть. У тебя вроде бы мои глаза, мои волосы, мои губы – но у тебя всегда проявлялась его душа. Он был мечтателем – un rêveur. И он строил для нас такие планы! – Maman снова умолкает, прерывисто вздыхая. – Я лишила его этого, отняла у него будущее – и всякий раз, стоило мне на тебя взглянуть, я получала об этом напоминание.

Я задумываюсь над ее словами – и мне становится легче. Столько лет я все гадала, что же я такое сделала, что заслужила столь холодное и отстраненное отношение матери. И все надеялась придумать что-нибудь – хоть что угодно! – способное растопить этот лед между нами. Теперь я понимаю, что я ничего не могла поделать. И осознание этого странным образом приносит облегчение.

Я накрываю ладонью ее руку:

– Мне кажется, тебе сейчас лучше отдохнуть. Твое лекарство…

Однако глаза у нее лихорадочно вспыхивают.

– Замолчи и послушай! У тебя скоро появится шанс отсюда уехать. И ты обязана им воспользоваться.

– Ехать к Лилу уже слишком поздно. Лондон сейчас тоже под прицелом нацистов.

– Не к Лилу. Гораздо дальше. И навсегда.

– Но салон…

Она резко мотает головой, заставляя меня замолчать:

– С ним уже покончено. Гитлеровцы об этом позаботились. Они не успокоятся, пока не выжгут землю. Но ты сумеешь начать все заново. На новом месте.

Под ребрами у меня как будто что-то беспокойно забурлило.

– Откуда ты знаешь?

Ее глаза вспыхивают вновь.

– А ты сама как думаешь? Взяла расческу у тебя с бюро, пока ты ходила в мясную лавку.

– Ты что, смотрела будущее… на меня?

– Не до конца. Ты слишком быстро вернулась. Но я увидела достаточно.

Ее признание меня порядком изумляет. Она всегда была очень непреклонна в плане того, чтобы использовать la magie ради собственных интересов.

– Но ты же всегда говорила…

– Да, да, – отмахивается она иссохшей, костлявой рукой. – Сама знаю, что я говорила. Но я нарушила правила. Бывают времена, когда необходимо знать, куда подует ветер. А нынешний ветер, ma fille, унесет тебя очень далеко отсюда. Подальше от Парижа и от всего этого сумасшествия. Однако укрыться легко и без единой царапины тебе не удастся. Тебя ждут трудности и горькие разочарования в этом пути. Но ты должна твердо держаться своей веры, Солин, что бы ни случилось в твоей жизни.

Я в недоумении смотрю на мать. У рода Руссель нет веры как таковой. У нас есть иголка и нитка. Это и есть наша вера – наше Дело.

– Пожалуйста, не говори загадками, Maman.

– У меня тоже было испытание на веру – когда я была немногим старше тебя. И я это испытание не прошла. – Умолкнув, она вытягивает шею, чтобы поглубже вдохнуть. – У меня не хватило веры в свое будущее – в собственную жизнь и в любовь. Потому что я не была мечтательницей и следовала тому пути, что уже был для меня проложен. Но ты, Со-Со… ты просто вся в мечтах. И у тебя несомненный дар. Гораздо больший, чем у меня.

На мгновение я застываю, не в силах даже моргнуть. Я столько времени ждала от нее хотя бы малой крупицы признания, хоть какого доказательства того, что она вообще меня видит как личность. И тут, совершенно внезапно… такая похвала. Мне хочется расплакаться, но я знаю, что Maman это не понравится.

– У меня был хороший учитель, – произношу я вместо этого.

Она отмахивается от моих слов, нетерпеливо стараясь договорить то, что хочет до меня донести.

– Этот шанс, о котором я уже сказала… это будет серьезная проверка для твоей души. Быть может, она даже разобьет тебе сердце. Однако самое драгоценное для нас в жизни то, что достается нам самой высокой ценой. Я эту истину усвоила слишком поздно… Вот почему я говорю тебе это сейчас. Ты должна…