Тысяча свадебных платьев

Но теперь, по крайней мере, я могу занять себя шитьем платьев для Тии. У меня было такое странное чувство, когда я перебирала в гардеробной одежду Лидии Перселл – и повседневные платья, и вечерние костюмы. Все они явно шились на заказ – даже самые простые, – все были сделаны со вкусом и определенно стоили недешево. Из них-то я как раз и выбрала материал для своей работы. Но были еще и вечерние платья: и атласные в тонах драгоценных камней, и бархатные, отделанные стразами; и шифон, и гипюр, и поблескивающая серебром ламе. Я посмотрела на ярлычки: Уорт, Диор, Ланвен. Некоторые платья были совершенно потрясающими – как раз такие я и мечтала сама создавать, когда была еще юной девочкой. Однако в сравнении с будничной одеждой Лидии они казались сногсшибательно роскошными – как будто принадлежали совсем другой женщине. И я поймала себя на мысли: какие платья принадлежали настоящей Лидии Перселл, а какие были выбраны для той особы, что Оуэн Перселл желал видеть в своей жене? Я сделала для себя мысленную пометку разузнать об этом у Энсона, когда тот вернется домой. А до той поры решила сосредоточиться на том, чтобы закончить платья для Тии.

Два из них я уже полностью сшила и сегодня к концу дня должна уже закончить третье. Вновь беря в руку иглу, я не могу сдержать улыбку. Тия уже вернулась домой из школы, и мне слышно, как она гремит на кухне, давая мне понять, что она там – она все еще сердится на меня. Я пока что ничего не сказала ей про платья, позволив ей думать, будто я сегодня пропустила наш ежедневный урок французского, чтобы что-то сделать для себя. Но сегодня после ужина я покажу ей новые платья, и она наконец поймет, почему я напускала на себя такую таинственность.

На ужин нам подают говядину, картофель и морковь в обильном маслянистом соусе. Белинда уже не так старательно готовит и сервирует с тех пор, как Оуэн перестал питаться дома. От запаха жира меня начинает мутить, но из вежливости я ковыряюсь в тарелке, распихивая еду по краям. Сидящая наискосок от меня Тия угрюмо тыкает вилкой в ломтик моркови, пряча лицо под снопом густых светлых волос.

Наконец я кладу вилку и обращаюсь к ней:

– Не хочешь ли зайти ко мне в комнату после ужина? Мне надо кое-что тебе показать.

Девочка медленно поднимает голову:

– Что?

Она пытается изображать обидчивость, но я все же чувствую в ней любопытство.

– Это сюрприз, – полушепотом говорю я.

– Для меня?

На мгновение она кажется настолько похожей на Энсона, что у меня перехватывает дыхание.

– Oui, ma fille. Для тебя.

– Ой, да! Конечно!

Вот и все! Наша дружба восстановлена!

После ужина она поднимается вслед за мной по лестнице и идет вдоль длинного коридора. Прежде чем распахнуть дверь, я заставляю Тию закрыть глаза и потом не торопясь веду к кровати.

– Voilà! – помпезно восклицаю я. – Теперь можно смотреть.

При виде платьев, разложенных на моей кровати, точно куклы с человеческий размер, Тия ахает.

– Это все… для меня?

– Конечно же, для тебя, глупышка! Мне они уж точно не по размеру.

Она робко делает шаг вперед, с изумлением разглядывая платья. Одно из них нежно-розовое в цветочек с мелкими буфами на лифе и пышными рукавами, второе – платье-колокольчик из белого шитья с шелковым желтым поясом, и, наконец, мое любимое – темно-синяя матроска с плиссированной юбкой и накрахмаленным белым воротником. Тия тянет руку, чтобы их потрогать, но в последний момент отдергивает, словно боясь, что от ее прикосновения наряды исчезнут.

– Откуда же ты их взяла?

– Это из платьев твоей мамы, – осторожно объясняю я. – Твой отец сказал, что он не возражает, если я переделаю их для тебя. Я позаимствовала у тебя в гардеробной одно из твоих платьев, чтобы сделать выкройки, так что, возможно, еще кое-где понадобится немножко подогнать по фигуре. Но мне очень хотелось сделать тебе сюрприз.

– Поэтому у нас и не было французского?

– Oui, chérie. Именно поэтому.

И, совершенно неожиданно для меня, она кидается ко мне с объятиями:

– Спасибо! Спасибо тебе! Мне так они нравятся!

Ощущение ее рук, крепко меня обхвативших, неожиданно вызывает во мне пронзительную тоску, и на мгновение я представляю, как это будет замечательно – когда у меня будет собственная дочь с такими же светлыми, как у Энсона, волосами и зеленовато-голубыми глазами.

– И какое ты наденешь первым?

Тия вновь подходит к кровати, с жадностью смотрит на матроску, но все же показывает на розовое с цветами:

– Вот это.

– В самом деле? Я думала, ты выберешь синее.

– Я так и хотела, но потом решила приберечь его до приезда Энсона. Ничего, если я тогда его надену?

На мои глаза наворачиваются слезы, но я улыбаюсь девочке:

– Я думаю, это будет замечательно. Мы пока его повесим…

– Папочка! – резко оборачивается Тия к двери. – Ты только посмотри!

Оуэн со стаканом в руке стоит, тяжело привалившись к дверному косяку, и смотрит на меня одновременно с удивлением и раздражением, как будто забыв о том, что я тоже обитаю под его кровом. Я пытаюсь изобразить улыбку, однако его внезапное появление выбило меня из колеи.