Тысяча свадебных платьев

– Гардероб моей дочери идеально подходит духу времени, мисс Руссель. Он добротен и прочен.

«И ужасен», – добавляю я про себя.

– На самом деле, из многих своих платьев она просто выросла. Синтия ничего вам об этом не говорила, поскольку ей не хотелось показаться эгоистичной. Она понимает, что вещей и средств сейчас не хватает и что в первую очередь следует думать о военных нуждах. Однако у меня есть одна идея.

Оуэн поворачивает стакан, побрякивая кубиками льда и явно выказывая нетерпение.

– Какая же?

– Когда в Париж пришли нацисты, они прокатились по магазинам, точно стая саранчи, расхватывая еду, одежду, обувь, даже книги, пока не остались только голые полки. А потом ввели нормирование и карточки. Новую одежду взять было негде и сшить тоже не из чего. Но мы к этому приспособились. К тому времени, как я уехала из Парижа, наши женщины нередко распарывали оставшиеся после мужей костюмы, чтобы сшить себе одежду. Вот я и подумала: вдруг у вас в доме есть какая-то старая одежда – может быть, что-то, оставшееся после матери, – я могла бы перешить их для Синтии.

– В этом нет необходимости. Моя секретарша…

– Всего-то пару вещиц, – не отступаю я. – Пожалуйста! Ей будет так приятно, если у нее останется что-то из вещей матери – хотя бы даже на память!

Оуэн опускает свой стакан, и на мгновение кажется, будто лицо его смягчилось.

– В гардеробной у Лидии осталась кое-какая одежда. Думаю, вы можете взять оттуда пару-тройку платьев. Но не больше. И чтобы ничего слишком вычурного или взрослого. Ей всего одиннадцать.

– Да, разумеется, – уверяю я, с трудом подавляя улыбку, чтобы не выказать свое торжество.

По крайней мере, в этом раунде я победила. Хотя в том, что я сейчас сказала Оуэну, я нисколько не кривила душой. Я действительно хочу выразить ему свою благодарность, а также занять себя чем-то полезным до возвращения Энсона. А еще я смогу снова шить. Только не свадебные платья, призванные гарантировать счастливый финал, а девчоночьи наряды, которые, возможно, всем нам принесут какое-то счастливое начало.

Глава 27 Солин

Для новичка la magie может оказаться изнуряющей, напрочь лишающей сил.

Перед тем как взяться за Дело, начинающей колдунье необходимо как следует отдохнуть, а потом не забывать делать частые перерывы для восполнения энергии.

Иначе ее силы быстро истощатся, и заклинание окажется неэффективным.

Эсме Руссель. Колдунья над платьями

22 октября 1943 года.

Ньюпорт

И снова я потихоньку занимаюсь шитьем. Только на этот раз я шью не для себя, а для Тии. Ma pauvre fille[44]. Как я могу не болеть за нее сердцем! Ей было всего восемь, когда умерла мать. Отец в ее жизни – не более чем мрачный призрак, а брат – вообще по ту сторону океана. Так что для утешения у нее остаюсь только я, ее «будущая сестра». И хотя я люблю ее и души в ней не чаю, я не могу заменить ей родителей.

Отношения с Оуэном у нас лучше не стали. Я надеялась, что разговор о Тие как-то расположит его ко мне, однако это, похоже, имело прямо противоположное действие. Он больше не разделяет с нами стол и вообще редко когда возвращается домой до полуночи. Порой я думаю: может, у него есть женщина, с которой он проводит время, некая пассия, помогающая ему заполнить пустоту, оставленную умершей женой? Однако мне очень трудно представить в этом мужчине хоть какую-то страсть или любого рода теплые чувства.

Но тем не менее сегодня утром, надевая шляпу и готовясь уехать на весь день, мистер Перселл вдруг поинтересовался, не получала ли я от Энсона какого-либо письма за время, прошедшее с моего приезда. Вопрос этот застал меня врасплох. Он никогда в разговоре со мной не упоминал имени сына. Когда я сообщила, что писала Энсону, но так и не получила ни одного письма в ответ, лицо Оуэна еще сильнее помрачнело, и на мгновение мне даже стало его жаль.

Я попыталась успокоить его, объяснив, что Энсон чрезвычайно предан своему делу и что я сама видела, как он по нескольку дней работал без сна и без отдыха, когда случалось большое поступление раненых. Закончила же я тем, что напомнила ему, как ненадежна французская почта по части заокеанских писем. Он покивал, со всеми доводами вроде бы соглашаясь, но все же груз молчания Энсона тяжело повис между нами, потому что я тоже начала его ощущать. А еще меня сильно беспокоит, что со мною что-то не в порядке. Я постоянно чувствую какую-то усталость, слабость и тошноту, и иногда не могу уснуть. И все это, вкупе с полным отсутствием вестей от Энсона, делают мои дни унылыми и бесконечными, приносящими лишь пустоту и постоянное физическое недомогание.