Тысяча ударов сердца

– Нам понадобится лишь лояльный священник, и я раздобуду его хоть в Кадааде. Отдыхай до завтра, жених.

Бледность Эскала по-прежнему внушала тревогу. А слезы, выступившие у него на глазах, совсем не походили на слезы радости. Однако он крепко стиснул мою ладонь, вложив все силы в это пожатие, и прошептал:

– Спасибо.

– А сейчас вынуждена вас покинуть. У меня еще уйма дел.

Организовать свадьбу брата, отложить свою, управлять страной… за день не успеть.

– Разумеется, – кивнул Эскал.

Я поднялась и отдала свои пяльцы Ноэми:

– Вот, развлекись на досуге, мне все равно некогда.

– Благодарю.

Я сделала реверанс и направилась к выходу, уверенная, что Леннокс следует за мной тенью. Мой острый слух улавливал его шаги, биение сердца. Мы молча прошли по коридору и остановились у двери, охраняемой двумя гвардейцами. Завидев меня, оба почтительно поклонились, один приоткрыл дверь.

Я переступила порог, и звук моих шагов эхом отражался от сводов. Здесь царило иное, мрачное настроение.

Обернувшись, я увидела, как Леннокс уставился на отца и, потрясенный зрелищем, судорожно сглотнул. Картина и впрямь была ужасающей.

Кивнув докторам, я пересекла комнату и села на краешек кровати. Присутствующие деликатно отступили в сторону.

– Не уверена, слышишь ли ты меня, – зашептала я, наклонившись к самому его уху, – но боюсь, наше время на исходе. Просто знай, я не держу на тебя зла. Теперь мне известно, что творит с человеком любовь. И что творит горе. Ведь горе возникает, когда у тебя отнимают того, кого любишь.

Видишь юношу позади меня? Я люблю его. Люблю настолько, что готова на самые отчаянные поступки. А его утрата… толкнет меня на вещи куда более опасные и отчаянные… Нет, я не сержусь за то, что ты строго контролировал нас. Не сержусь, что ты пытался навязать мне свою волю. Ты лишь пытался по-своему защитить то немногое, что у тебя осталось. Я прощаю тебя за все то, что произошло между нами… Надеюсь, и ты простишь меня за то, что вот-вот произойдет, – собравшись с духом, закончила я.

Леннокс

Если у постели ее брата я подслушивал без зазрения совести, то сейчас подобное поведение казалось кощунственным. Пусть Анника выговорится вдали от посторонних ушей. Мне не хватило духу сказать, что после всех виденных мной смертей, я мог безошибочно распознать беду.

Королю не суждено подняться с одра.

Однако было бы поистине бесчеловечным лишить Аннику надежды. Куда насущнее сейчас вычислить союзника Кавана. Поскольку на Острове присутствовали многие, круг подозреваемых был слишком велик. Под подозрение попадал всякий, побывавший на Острове.

Как ни печально, все улики указывали на Николаса. Вспоминался его заносчивый тон, манипуляции с целью выставить Аннику виноватой. Для окончательных выводов, конечно, маловато, но лучшей кандидатуры не сыскать. Николас был на Острове, а статус жениха обеспечивал ему беспрепятственный доступ к принцессе…

Впрочем, нельзя отрицать некоторую субъективность моих доводов. Ненависть к Николасу ослепляла, лишала возможности мыслить здраво.

Анника наклонилась и, не дрогнув, поцеловала отца в покрытый липкой испариной лоб. Частое и поверхностное дыхание короля предвещало скорый конец.

Я не отрываясь смотрел на человека, который приговорил моего отца к смерти, а после приказал вывезти обезображенный труп в лес на растерзание диким зверям.

Однако именно этот человек дал Аннике жизнь. Он воспитал дочь отважной и благородной, решительной и милосердной. Все это в совокупности не позволяло мне возненавидеть его, как того требовал сыновний долг.

Улучив момент, я украдкой поклонился распростертому на ложе королю.

Анника встала и повернулась ко мне. В ее глазах блестели слезы. Очутившись в коридоре, Анника вдруг замерла:

– Он обречен, да?

– Время покажет, – туманно откликнулся я. – Главное – не опускай руки и продолжай править страной. Ради отца.

Анника посмотрела на меня в упор. Во взгляде читалась потаенная грусть – грусть не только от неминуемой потери отца, не только от груза государственных забот, но и от чего-то, чему я не находил объяснения. Когда она смотрела на меня так, хотелось схватить ее в охапку и бежать куда глаза глядят. Мы могли бы обосноваться в каком-нибудь тихом месте, вдали от всех, жить счастливо.

Если нам удалось выжить в пещере, на лоне природы нас ждал рай земной.

Наконец Анника кивнула:

– Следуй за мной.

Держась на расстоянии двух шагов, я покорно двинулся за ней. Мы шли по большим коридорам, и некоторые из них вели в отделанные позолотой залы. Картины, роскошная мебель, статуи приковывали взор. Повсюду сновали слуги, на каждом углу застыли навытяжку караульные, горделиво шествовали вельможи в напудренных париках и пышных одеяниях.

Презрение, которое мне полагалось испытывать к этим людям, вытеснялось тем, с каким обожанием они относились к Аннике. Знатные дамы замирали в низких реверансах, вопросы о ее здоровье сыпались со всех сторон. Интересно, догадывались ли эти люди, что король одной ногой в могиле?

Часть меня недоумевала: почему все так благоговеют перед ней?

А другая, главенствующая часть вторила: разве может быть иначе?