Тысяча ударов сердца

– А сейчас поговори с Олдриком. Он совсем плох, постоянно спрашивает о тебе. – Блайз кивнула в дальний… зловещий угол.

Посмотрев в указанном направлении, я с ужасом различил знакомую курчавую шевелюру, обрамлявшую мертвенно-бледное лицо.

Боясь потревожить его чуткий сон, я на цыпочках приблизился к Олдрику. Он прерывисто дышал. Сердце кровью обливалось, глядя, как этот сильный мужчина отчаянно цепляется за ускользающую жизнь. При виде меня его глаза вспыхнули, губы изогнулись в подобии улыбки.

– Наконец-то, – выдавил Олдрик.

Я попытался улыбнуться в ответ, но вышло не очень убедительно.

– Ты вроде спрашивал обо мне? Сразу предупреждаю, если хочешь взять реванш, лучше повременим, у меня дел по горло, – пошутил я.

Простое движение век давалось раненому с величайшим трудом, однако, невзирая на слабость, он умудрился изобразить тусклую улыбку.

– Мне и самому сегодня не с руки.

– Чем думаешь заняться?

Олдрик судорожно задышал:

– Каждый божий день я только и занимался тем, что пытался походить на тебя.

Я укоризненно покачал головой:

– Не лучший пример для подражания. Когда поправишься, советую выбрать другой, более достойный эталон.

Его кожа приобрела пугающий оттенок. Спохватившись, я отвел взгляд.

Олдрик внезапно посерьезнел:

– Леннокс, ты должен знать. Каван… жаждет твоей смерти. Никому не под силу одолеть его. – Он склонил голову набок и добавил: – Кроме тебя. – (На мгновение я лишился дара речи.) – Когда ты отправился на Задание, он места себе не находил, гадал, что ты выкинешь, чтобы его посрамить, – с присвистом продолжил Олдрик. – Похитив принцессу, ты нанес сокрушительный удар по его самолюбию и окончательно настроил против себя. – Олдрик закашлялся; с каждой секундой ему становилось все хуже. – Поэтому он не удосужился проведать меня. И это после всего, что я для него сделал. А вот если бы ты гнил заживо, он бы собственноручно закрыл тебе глаза, – презрительно скривился Олдрик. – Мне следовало рассказать тебе раньше. Не сомневайся, люди пойдут за тобой. Ты прирожденный лидер. Как думаешь, почему Каван воспылал к тебе такой ненавистью? – Он отвернулся, кашлянул и вдруг издал поистине душераздирающий звук, похожий на предсмертную агонию.

Пропустив сумбурный монолог мимо ушей, я склонился над умирающим:

– Ну хватит о нем. Лучше скажи, чем тебе помочь?

Олдрик обреченно помотал головой:

– Я уже не чувствую ног. Легкие словно напичканы битым стеклом. Каждая клеточка моего тела либо одеревенела, либо доставляет мне невыносимые страдания. Боюсь… конец уже близок.

– Не говори так. Самые глубокие раны затягиваются…

Олдрик оборвал меня на полуслове:

– Не обманывай ни меня, ни себя… Я уже смирился. – (Я судорожно сглотнул.) – Леннокс, ты напрасно мнишь себя слабым. Силы у тебя в избытке. Ты выстоял, превозмог. Не тяни. Если ничего не предпринять, Каван погубит нас всех до единого.

На мгновение я лишился дара речи.

– Поклянись!

– Клянусь! – Олдрик откинулся на спину и уставился в потолок, умиротворенный сделанным признанием. – Семьи у меня нет. Посидишь со мной немного? – попросил он.

– Хочешь… Хочешь, чтобы я остался с тобой до конца? – пробормотал я, не глядя на него.

Губы Олдрика дрогнули. Он кивнул.

Я накрыл его ладонь своей. У Олдрика даже не хватило сил ответить на мое пожатие.

Возникло непреодолимое желание отгородиться от происходящего глухой стеной. До сих пор мало кто требовал от меня полной, всеобъемлющей отдачи. Поборов искушение, я безропотно пропустил сквозь себя все: страх, покой, привязанность, боль. Я разделил с Олдриком эту ношу, чтобы он не чувствовал себя одиноким.

И в конечном итоге порадовался своему решению. Час спустя мертвенно-бледная кожа Олдрика приобрела синеватый оттенок, ладонь стала холодной. Я накрыл его с головой одеялом, вышел из зала… и заплакал, как ребенок.

Анника

Предполагалось: я выжила в бурю лишь благодаря своей смекалке и стойкости.

Доподлинно сообщалось: Эскала тяжело ранили во время сражения. После короткой беседы со мной его состояние ухудшилось, и теперь он надолго прикован к постели.

Тщательно скрывалось: отец получил на Острове серьезное ранение. У него развился горячечный бред, а уже на корабле отец впал в кому.

Раненый или заболевший принц – это полбеды; но свихнувшийся король – это катастрофа. Информация о состоянии его здоровья хранилась в строжайшем секрете. Оставалось надеяться, что рано или поздно он поправится, а Эскал придет в себя.

Когда Эскал провозгласил меня регентом, я думала, что такое положение вещей продлится день или два. Однако время шло, а отец с братом по-прежнему пребывали в беспамятстве. А если они никогда не очнутся? Мне доверили управлять королевством – оказали величайшую честь, вот только забыли подготовить к этой роли.

Что же мне предпринять?

На свете был только один человек, кому я могла доверить свои тревоги. Он бы ответил как на духу, внушил уверенность и помог преодолеть любые невзгоды.

Увы, к нему больше не обратиться. Судьба развела нас по разные стороны баррикады, и осознание этого тяжким бременем ложилось на мои плечи, еще ниже пригибало меня к земле.