Жан-Люк делал записи ночью в своих знаменитых тетрадях и открывал военные действия утром с несколькими ниточками действия. Мы брались за них и давали волю нашему воображению. Годар протягивал мне кисть и синюю краску, и я, как будто это был обыденный, тысячу раз повторенный жест, мазал себе лицо. Он почти не говорил, но мы знали, что делать, потому что между нами было это молчаливое взаимопонимание, что связывает любовников даже на расстоянии, – драгоценный осмос.
Все, что он хотел сказать, он говорил своими фильмами, и мы спонтанно становились формой его высказываний. В фильме мало что осталось от истории Лутреля: теперь она была лишь смутной отсылкой среди множества других, в том числе к Селину и Рембо.
«Безумный Пьеро» путал карты для тех, кто ищет простоты, уверенности, готовых идей, успокаивающих условностей. Он шокировал, как и следовало, до такой степени, что был запрещен для несовершеннолетних по причине «интеллектуального и морального анархизма».
Искусство Годара в очередной раз подрывало авторитеты, будь они нравственными, эстетическими или культурными, и взрывалось в глазах его зрителей.
Увы, в прокате фильм провалился. Что не повлияло на меня: я долго лелеял этот фильм как самый любимый – пока не повзрослел и не признал, что глупо выбирать только один.
Впрочем, другой из моих любимцев вышел в то же время, поставленный человеком, которым я неизменно восхищаюсь. «Злоключения китайца в Китае» по мотивам Жюля Верна были сначала находкой Александра Мнушкина, вдохновленного успехом «Человека из Рио» и желающего повторить радости съемки в экзотических странах, где невероятное верней всего.
На этот раз он решил сделать еще лучше, отправиться еще дальше. А Филипп де Брока только этого и ждал – случая хорошенько потешить галерку. Все увидят, что это такое – опасные трюки, сюжетные повороты, привлекательный герой, живучий и романтичный. Брока повернет до упора все рычаги этого фильма, ни в чем себе не отказывая и подбивая меня на все.
Наша инфернальная троица, Мнушкин, Брока и я, повольтижировав в Бразилии, собиралась нарушить азиатскую невозмутимость. И, чтобы помочь нам в этом предприятии, были приглашены многие мои друзья-актеры: Жан Рошфор, Марио Давид, Мария Паком, Дарри Коул, Поль Пребуа и, конечно, мой лучший друг и постановщик трюков Жиль Деламар.
У нас были все шансы повеселиться, как никогда.
В Гонконге мы превзошли себя в розыгрышах до такой степени, что на карту оказалось поставлено место директора отеля, и только тогда мы смилостивились и угомонились.
Однажды, поздно вечером, мы с Жилем решили достать Брока, который ужинал с Мнушкиным. Мы вызываем его через одного из его ассистентов, под тем предлогом, что мы, совершенно голые, шокируем публику на дискотеке в подвале. Зная его как облупленного, мы догадываемся, что он сделает.
И действительно, он является голым на танцпол. Вот только мы, разумеется, одеты, и даже очень хорошо – костюм-галстук-сигара. Как и большинство клиентов, которые спокойно танцевали до вторжения этого эксгибициониста. Мы хохочем, а он скукоживается, но потом поздравляет нас с удачной шуткой.
Этот эпизод натолкнул меня на другую мысль: войти в лифт в костюме Адама, с аккуратно сложенными брюками на руке, и здороваться с людьми, когда откроются двери.
Признаюсь, я тогда вошел во вкус этого любительского эксгибиционизма и нарочно останавливал кабину на каждом этаже.
Потом, ибо я ненасытен, удивляя, я предложил друзьям опустошить бассейн «Хилтона» и поплавать в нем голыми и без воды.
Директор, которому сообщили, что в его заведении происходит злостное нарушение приличий, явился лично и увидел нас, плавающих брассом в пустом бассейне. Для очистки совести он спросил нас, что мы делаем. Мы, как ни в чем не бывало, ответили: «Не видите, что ли? Плаваем!»
Нас едва не забрала гонконгская полиция, которая наверняка была не ласковее французской, особенно с такими смутьянами и провокаторами, как мы, да еще и иностранцами.
Директор, итальянец, с которым мы прониклись друг к другу симпатией (столько приходилось объясняться за наши глупости!), взял нас с Жилем «на слабо»: мол, мы побоимся пройти по карнизу последнего этажа отеля, шестьдесят пятого! Только это нам и надо было: рискованный трюк. Мы вылезаем на карниз, Жиль впереди, я сзади, и выполняем эквилибристический номер дуэтом.
Преодолев всего несколько метров под взглядом ангелов с неба, мы слышим сверху голос патрона «Хилтона», который умоляет нас прекратить опасную игру. Он жалеет об этом пари всей душой.
От одного быстрого взгляда на него я мог бы упасть, до того он смешон: на коленях, молитвенно сложив руки, с мольбой в глазах, он кричит: «Смилуйтесь! Смилуйтесь!» Мы, великодушные натуры, в конце концов пожалели его. Бедняга рискует своей работой, когда мы забавляемся, рискуя нашей жизнью.
Именно Жиль Деламар научил меня выполнять трюки, не слишком подвергая себя опасности, сводя к минимуму возможности несчастного случая.