Великодушие не забывается, потому что оно неожиданно. Серж Генсбур, которого я встречал в благословенные годы Сен-Жермен-де-Пре, тоже был из этих людей прекрасного жеста, способных на безумства для других, но благоразумных для себя. Он жил на улице Верней, в двух шагах от меня, и мы часто напивались вместе. У нас была привычка обедать вдвоем в ресторане, которого уже нет, «Вер-Галан». Но потряс он меня у Картье. Я искал подарок матери. Мы смотрели украшения, беседуя, пока я не выбрал понравившееся. Тут Серж ушел. Собравшись расплатиться, я узнал, что это уже сделано.
Сумма была серьезная, а мы выпили несколько стаканчиков, перед тем как идти в ювелирный магазин на Вандомской площади, и я испугался, что мой друг несколько забылся. Я позвонил ему на следующее утро, чтобы удостовериться, что не воспользовался невольно его состоянием.
Он рассердился: как я мог такое вообразить? Он был с утра таким же, как вчера, он не менялся в зависимости от часа и дня, он был все тем же гениальным артистом и приятнейшим человеком.
24 декабря я случайно встретил его на улице Верней. Он никуда не собирался на Рождество, и я пригласил его отпраздновать у меня дома со всей семьей. Это был один из наших лучших рождественских вечеров.
Возвращаясь из Мексики в самолете, мы не могли остановиться и продолжали праздновать мой день рождения, который, в конечном счете, продолжался двое суток. У нас были с собой только что купленные бутылки текилы, которой мы угостили всех в самолете. Но, поскольку не было других пассажиров, кроме нас, большой съемочной группы, пришлось стюардессам и второму пилоту закончить полет пьяными в стельку. Не знаю, как мы смогли приземлиться живыми и невредимыми в Париже. Но мы это сделали. Они это сделали.
Я не жалел, что мне исполнилось сорок лет.
18. С двух сторон и посередине
Он и я – как день и ночь. Но с первых наших шагов мы параллельно строим карьеры в кино: нас открыли в одном и том же году, 1960-м, его в фильме «На ярком солнце», меня в фильме «На последнем дыхании»; мы оба снимались в Италии; мы делим режиссеров, таких, как Жан-Пьер Мельвиль; мы часто играем гангстеров и/или одиночек; мы оба приобрели достаточную известность, чтобы иметь возможность выбирать, быть свободными; мы оба продюсеры.
У нас с Аленом Делоном, несмотря на наши глубинные различия, много общего. До сих пор у нас не было реального случая встретиться на экране. В 1957 году мы оба участвовали в «Будь красивой и молчи» Аллегре, но тогда мы были всего лишь на вторых ролях героев-любовников. Потом мы встретились в 1965-м в «Горит ли Париж?». Но серьезной конфронтации так и не было.
В 1969 году Ален восполнил этот пробел. Он мечтал о нашем дуэте, столь же мифическом и живом, как дуэт Пола Ньюмана и Роберта Рэдфорда в «Буч Кэссиди и Санденс Кид», и говорил об этом с Жаком Дере. Он собирал материалы о гангстерах, штудируя книги о преступном мире, например труд Эжена Саккомано «Бандиты Марселя». Так он наткнулся на историю Карбоне и Спирито, крестных отцов 1930-х годов, знаковых фигур French Connection[50]
, подсадившей Соединенные Штаты на героин.Воодушевившись, он рассказал об этом мне, убежденный, что нашел наших героев. Я колебался, но изменил мнение, когда он дал мне прочитать сценарий, написанный Жан-Клодом Карьером на основе режиссерского сценария Жана Ко и Клода Соте.
Роли были созданы для нас, и история этих двух парней, врагов, потом друзей, поднявшихся на вершину марсельского преступного мира, зацепила меня и показалась интересной.
Мы приехали на съемки в Марсель, где очень скоро начались трудности. Статисты и техники, которых мы нанимали на месте, уходили в одночасье без видимой причины.
Судя по всему, семья Карбоне сохранила остатки власти в городе, и ей не нравилось, что Делон сует нос в легенду ее героя и делает фильм, в названии которого фигурирует его имя. Потому что изначально фильм назывался «Карбоне и Спирито». Чтобы улучшить ситуацию и облегчить съемки, Ален, после встречи с одним из потомков клана, переименовал его в «Борсалино» и изменил наши имена в сценарии.
Со мной он тоже все обсудил и уладил. Поскольку подходы к съемкам у нас были решительно разные – он концентрировался, я наоборот, – мы решили на время расстаться до старта. Я собирался валять дурака поодаль с друзьями, остановившимися вместе со мной в марсельском отеле, а он мог оставаться на месте и размышлять о своей игре в тишине. Так было лучше. Он знал, что я шальной и в нерабочее время порой творю черт-те что. Могу, например, дерзнуть на пару с Марио Давидом заставить полицейского нырнуть в холодную воду марсельского порта, одетым, в кепи и при оружии, в обмен на сотню франков!
Границы Делон тоже знал – он ведь со своего бедного и скитальческого детства якшался с самыми разными людьми, не всегда достойными уважения. Его интересовали бандиты, настоящие, злодеи из мафии. Ему даже приписывали дружбу с этими отбросами общества.