Тысячи Историй (СИ)

— Хогвартс — это только начало, Дерек, — многообещающе изрёк Реддл, растягивая губы в самодовольной улыбке.

Кто сказал, что у него не всё под контролем?

— Василиск создаст нужный нам переполох, хорошенько испугает всех этих мерзких тараканов, а в скором будущем мы сами сможем ударить с новой силой, да так, что все они попередохнут от страха.

Сложно не согласиться, это действительно разумно.

И крайне отчаянно.

— Ваш директор уже ищет злоумышленника… Он сможет выйти на тебя и монстра? — уже с большей долей интереса полюбопытствовал блондин.

В конце концов они хотят сделать огромное одолжение обоим мирам.

— Нет, — ни капли не сомневаясь в собственной правоте, подытожил слизеринец. — Никто из профессоров или даже учеников не верит в то, что Тайная Комната на самом деле существует — знать им о Василиске просто неоткуда. А уж подумать о том, что во всём этом виноват я… — лёгкая самодовольная улыбка украсила его губы.

Все эти годы он не просто так пахал на эту школу: создал идеальный образ пай-мальчика, отличника, талантливого студента, зарекомендовал себя перед всеми преподавателями: они от него в глубоком восторге.

Такую репутацию мало что может испортить.

Малфой внимательно его выслушал и молча кивнул, видимо, соглашаясь (скорее решив просто довериться), с приведёнными доводами.

Но что-то явно мучило его.

Не давало покоя.

И даже решительность и настойчивость Реддла не вселили в него уверенность.

Это было видно по бегающему неуверенному взгляду, который он то и дело переводил с места на место, по замедленному дыханию через раз…

И молодые люди ещё долго могли бы простоять так, чему Том был явно не рад, потому, когда он уже открыл было рот для вопроса о состоянии напарника, был неожиданно перебит:

— Эта тварь не навредит Одетт?

Этот, казалось бы, невинный вопрос стал первым гвоздём в крышку их общего гроба на троих.

Потому что, какая ему, блядь, разница?

Неужели недостаточно того, что он итак уже безвозвратно влез в их с Одетт мир и покой на двоих?

Затесался между лучшими друзьями, как какая-то ненужная простуда, паскудная болячка, гниющая гангрена, отравляющая всё пространство вокруг них и не дающая нормально видеться и общаться.

Так, как было прежде.

До него.

Томас был не на шутку взволнован подобным проявлением чувств со стороны Малфоя.

А в том, что это были именно они:

Эти самые гнусные, жалкие, ничтожные чувства, — он был уверен.

Но, будучи привыкшим всегда прятать своё истинное лицо за сотнями масок, он хорошо разыграл хладнокровное спокойствие.

Ни капли удивления или злобы.

Тогда как в собственных мыслях уже натравил своего Василиска на этого ублюдка.

О да, он бы с превеликим удовольствием посмотрел, как гигантская змеюка, сытно причмокивая, будет пережёвывать малфоевский хребет.

Напару с его дотошным младшим братишкой, которому, видимо, всегда недоставало мозгов и вместо Дурмстранга его отправили в Хогвартс, где он постоянно травил кого угодно, кого считал ниже себя.

Под раздачу когда-то попадал и сам Том, но он вовремя сумел показать, кто здесь чёртов Царь и Бог.

К сожалению, с Одетт так не прокатило, когда его не было рядом, сухостойный дрыщ всё время тявкал в её сторону.

Безмозглый слюнтяй, который только и может, что ябедничать учителям и прикрываться своими родителями да старшим братцем.

Злость на эту семейку в Реддле кипела уже давно.

— Она неприкосновенна, — безэмоционально поделился правдой слизеринец, пока кулаки в карманах мантии сжимались до побелевших костяшек.

***

Реддл чувствовал, как у него буквально вырывали сердце.

Как кто-то запустил костлявую руку прямо в грудную клетку и, выворачивая наизнанку хлипкие рёбра, теперь тащил на себя кусок окровавленной гулко-бьющейся мышцы.

Мясо оно в Африке мясо — так что из его сердца приготовили ещё и сытное рагу, приправленное специями из несбывшихся надежд и листочками обманутых мечтаний.

И подали прямо на стол, в блюдечке с золотой каёмочкой, чёртовому Малфою.

Прожорливая скотина так и не подавилась.

Не стала биться в частых судорогах и конвульсивных припадках.

Не стала умолять о смерти.

А зря, он бы тогда, возможно, даже простил.

— Ты понимаешь, Том, он признался мне в любви?!

Лучше бы он утопился в Чёрном озере, где плотоядные русалки не преминули бы разорвать его останки на части.

Так, чтобы даже крохи малейшего кусочка плоти, свидетельствующей о его недолгом жалком существовании, не осталось.

Зато счастью, маневренно балансирующему между испугом и неуверенностью, глупой идиотки не было предела.

— Мерлин, я даже не знала, что ответить… Стояла там, как дура, смотрела на него округлившимися глазами и только и хлопала ресницами…

Ох, Одетт, что же ты делаешь?

Почему же не сбежала от этого упыря куда подальше (желательно под крепкое тёплое крылышко своего… лучшего друга, молодого человека, мужа, называй как хочешь, главное в церкви, перед алтарём, скажи “да”, — мантикора их всех задери!)?

Не взяла бы на веру слова этого чистокровного сноба.

Не поверила бы его заунывно-сладким речам.