У Черного моря (СИ)

Но… Сказать это тогда – значило бы подтвердить бесчестие Эдже. После того разговора, после того, как это все тогда прозвучало, любая попытка сменить невесту означала бы, что Чамкыраны сомневаются в своей дочери. Что «водитель автобуса» и правда как-то задел честь Эдже. Что родная мать объявила об этом, а родная сестра – подтвердила, решив сама занять столь лестное место. При чем заявить это после того, как объявила всем о своей неприязни к жениху, которого вдруг себе выбрала. Это показалось бы особенно подозрительным.

Хазан хотелось думать, что это была основная причина. Но так же и то, как он на нее посмотрел тогда. Она хотела уже было, думала сказать это, но она посмотрела ему в глаза, и в его глазах был такой холод, просто мороз, не человек, а промышленный холодильник, вроде тех, в какие Хазан сгружала рыбу.

И… Хазан не решилась. Не решилась предлагать себя в жены Холодильнику. Не смогла представить, как сможет рядом с ним жить.

И она струсила. И теперь не могла смотреть в глаза Эдже.

Хазан отвела от губ помаду и внимательно посмотрела на себя в зеркале. Вот она, сидит, трусиха. Предательница своей сестры. Предательница.

Все еще можно было изменить, подумала Хазан. Есть еще шанс все изменить.

Когда дядя Фатих попросит Эдже, она может отказать. Сказать нет, нет, она не отдаст свою сестру. Даже не предлагая себя взамен, просто сказать нет, нет, нельзя, нельзя, что же вы делаете, она же еще совсем крошка!

Она опозорит Эгеменов – ну да и черт с ними! Что значат Эгемены против слез ее сестры?

Но она разобьет сердце дедушки.

Хазан сама едва не разрыдалась.

Она не могла так поступить с дедушкой, подумала она. Не могла.

– Хазан, девочка, сколько уже можно прихорашиваться, выходи уже давай, выходи! – Кереме вытянула ее из комнаты за руку. – Иди к сестре, иди, твоя мать ее сейчас до слез доведет! И сама ей плакать не давай, я просто вот пристрелю ее, если она выйдет к Эгеменам заплаканной, поняла меня? Поняла? Мы сегодня покончим с этим, покончим навсегда! Иди давай, иди!

Хазан вошла в комнату Эдже. Эдже сидела перед зеркалом, маленькая, сжавшаяся, напуганная, а мать крутилась вокруг нее, поправляя ей волосы, платье, красивое нежное голубое платье, Эдже была в нем похожа на ангела – на грустного, несчастного, печального ангела.

Мама оглянулась на Хазан и прищелкнула языком.

– Хазан, неужто ничего поприличнее не нашла? Сейчас придут Эгемены, все стамбульские Эгемены, разодетые как с картинки, Ясемин эта ихняя наверняка вся расфуфыренная придет, а ты?

– Мама, хватит, ни к чему, – устало ответила она. – И так нормально.

На ней была простая длинная юбка в клетку и черная водолазка, поверх которой Хазан накинула ожерелье.

– Ладно, собирайтесь и пошли вниз, – велела мама. – Все уже собрались, скоро ждем Эгеменов.

Хазан подошла к сестре и посмотрела на нее в зеркало. Волосы Эдже были собраны в длинную косу, и так она казалась еще моложе, чем была.

Они двинулись к двери, и Хазан сжала холодные пальчики Эдже.

– Эдже, – начала она, но сестренка перебила ее.

– Я все знаю, Хазан. Я все сделаю. Ты не волнуйся. Я не стану устраивать сцен. Не стану позорить дедушку. Я все сделаю.

Ее прекрасные зеленые глазки снова налились слезами, но Эдже часто заморгала, не давая себе расплакаться.

Даже Эдже была храбрее, чем Хазан, подумала про себя Хазан. Капитан Хазан. Брат Хазан. Сын Хазан.

Трусиха Хазан.

В гостиной сидели уже все: дедушка, тетя Кериме, Керем и Алтай, тетя Бинназ, Севда.

Дедушка встал с дивана и подошел к Эдже, поцеловал ее в лоб.

– Поздравляю тебя, внученька, – сказал он, и Эдже склонила голову, шепча благодарности.

Эдже присела на отдельном от остальных стуле со стороны диванов, где сидели родственники невесты. Дедушка сидел на диване во главе комнаты рядом с мамой, на диване слева от них расположились тетя Кериме и ее сыновья. На стульях рядом с ними присели тетя Бинназ и Севда, Хазан присела рядом с сестрой, она должна была помогать Эдже обслуживать гостей.

Раздался долгожданный звонок в дверь, и тетя Сахра, помогавшая дедушке по дому, побежала открывать дверь, раздались радостные приветствия, и все встали, приветствуя дорогих гостей, пожимая руки.

Эгемены пришли почти в полном составе, не хватало только Омрюм. Все были здесь. На диване справа от мамы сидели дядя Фатих – ближе всех остальных к маме, тетя Асие, рядом с бабушкой присел жених.

Хазан задержала на нем взгляд. Он был одет в точности как тогда на дороге, в точности, как тогда в отеле, и Хазан аж едва головой не помотала от этих идиотских воспоминаний.

Когда она видела его в последний раз, на встрече с капитанами рыболовецких судов, она впервые увидела его не в пиджаке – в джинсах, легкой куртке поверх футболки, и удивилась, он выглядел совсем по-другому, менее холодным, менее отстраненным. Он так тепло разговаривал со всеми, и только увидев ее напрягся и похолодел.