У Дона Великого на берегу

Потому, зарубивши саблей московского или серпуховского мужичка, не слезая с коня, ловко подхватывает Тангул свою незадачливую жертву и проворной цепкой рукой — за пазуху. И почти всегда хоть с малым, а прибытком. То серебряный крестик на стынущей шее объявится, а то и мешочек с серебряными же деньгами.

Малые деньги у мужичонки. Откуда взяться большим? А Тангулу и они сгодятся.

Кладёт Тангул глаз и на богатых воинов. Однако тут надобна — ох, какая! — осторожность. Знатный или богатый редко идёт в бой один. При нём слуги, кои призваны охранять своего господина. И охраняют многие, словно свирепые псы. Попробуй сунься! Сам без головы останешься. И Тангул ищет добычу пусть поменьше, да верную. А главное — безопасную. Оттого ложатся снопами под его саблей всё более воины-небывальцы.

Скажут: ну ладно, Тангул. Он по своей охоте рвался на Русь. Но ведь многие бедняки ордынцы шли по принуждению своих господ-хозяев и владык? Верно! Однако повторю говоренное в начале повествования. Велика ли разница землепашцу, сам ли огонь бежит по полю или его гонит ветер? Может, они и достойны того — нет у меня жалости-сострадания к пришедшим на мою родную землю с огнём и мечом. Нет — и всё тут! Ум готов постичь — сердце отвергает. Ведь и впрямь не колодезная водица — кровь, столь обильно пролитая на Руси ордынцами! И принятые безмерные муки требуют не только скорби, но и памяти!

Скачет Тангул конь о конь с Муратбеком.

— Молодец, Тангул! — хвалит Муратбек.

Позади одна речушка, другая. Впереди две реки: Дон и Непрядва. Их названия слышал Тангул, но выговаривал плохо, с трудом. Чужой язык. Да надо ли? В них сейчас будут сброшены русы. Многие потонут. Но и для плена останется в достатке!

Впереди ещё и рощица.

Конь Аман по-прежнему летит стрелой. А новый хозяин его широко раскрыл от изумления рот.

Отчего замешкались и вы, почтенные мурзы и беки?

Или озадачены чем, увиденным подле Зелёной дубравы? И ты, Тангул? Нищий, но верный слуга и их послушное орудие...

Глава 15. Засадный полк

 Все воины, кои попали с засадным полком в Зелёную дубраву, с самого начала роптали:

— Дождались чести! Рать в поле, мы же, слава тебе господи, в кустах!

Князь Владимир Андреевич серпуховской грыз ногти, что делал лишь в крайней досаде.

И ведь что более всего обидно: в полку собраны отчаянные головы, степные ведомцы-разведчики. Народ из всего русского воинства самый лихой и отважный

Воевода Боброк Волынский, сухой и прямой, как палка, слова, кои говорили воины, словно бы мимо ушей пропускал. Вышагивал на длинных ногах журавлём, заложивши руки за спину. Лицо каменное.

— Истукан! — косились воины.— Навязался на наши головы!

Лезли на деревья, обсуждали увиденное. Боброк троих своих воинов, из тех, что привёл с Волыни, тоже послал на деревья. Только их и слушал.

Но было всё в полбеды, покуда два воинства, русское и татарское, изготавливались к сражению.

Кричали с деревьев самые глазастые:

— На Красном холме шатёр ставят! Должно, Мамаев!

— Слышь, ребята, сходятся наши с татарвой!

Далеко, однако, было. Видать худо. Потому и Бориска, что из первых полез на дерево, и другие прозевали поединок Александра Пересвета с ордынцем.

А вот когда битва закипела, все поняли.

С той поры началась самая мука.

Час минул. Что рядовым воинам, князю Владимиру Андреевичу сделалось невмоготу. Дабы избежать спора на людях, отозвал Владимир Андреевич старого воеводу в сторону: Побойся бога, Дмитрий Михайлович! Пора уж! Воины вконец истомились...

— До поры, князь, ещё далеко...— ответствовал терпеливо воевода.

Принялся князь убеждать воеводу. Тот упрямо мотает головой:

— Рано, княже! Рано! Поверь старику...

И все княжьи доводы своими отметает.

Второй час потянулся медленнее первого, кажись, втрое. Вдруг несколько человек, что, ровно галки, сидели на деревьях, разом поняли: худое начинается на Куликовом поле. То будто вровень бились. А сейчас теснят ордынцы наших.

Воины горохом с деревьев — к князю Владимиру Андреевичу и воеводе.

— Княже,— Васятка Маленький, почитай, плакал,— что же делается-то? Братьев наших враги секут саблями, колют копьями, а мы тутоньки нагуливаем животы! Доколе же, Владимир Андреевич?!

А Владимир Андреевич обнажённую саблю держит в руках. Сам, того гляди, кинется на коня. И кинулся бы! Да перед сражением получил от великого князя строжайший приказ, поступись своим княжеским достоинством во всё! слушать старого воеводу.

— И гляди, брат,— сказал тогда Дмитрий,-на вас с Дмитрием Михайловичем, коли туго будет, вся надежда.

— Оплошаете, до времени выступите — конец делу...

Ободряемый воинами и гонимый собственным нетерпением, второй раз обратился князь к воеводе:

— Какая польза в стоянии нашем? Какой будет у нас успех? Уже наши князья и бояре, все русские сыны жестоко погибают, как трава клонятся...

Ответствовал воевода Боброк Волынский громко и твёрдо, чтобы все слышали:

— Беда, князь, велика, но ещё не пришёл наш час. Начинающий не вовремя получает для себя вред: колосья пшеничные подавляются, а сорняки растут и буйствуют... Но потерпи немного до подходящего времени, и в тот час воздадим своим противникам!