У финишной черты

– В некотором роде. Всякий раз, когда ты брал меня с собой, я пытался примерить ситуацию на себя. Ну, вот представь, тебя лишили тысяч долларов, и ты умираешь от голода. Допустим, тебе и в голову не приходит стиснуть что-нибудь в продуктовой лавке, выпить-закусить за чужой счет или съесть миску супа, не заплатив. Представь, что ты лежишь в своей комнате и медленно подыхаешь от голода.

Лу вынул окурок изо рта и задумчиво стряхнул пепел. Острый мрачный взгляд говорил о том, что своим вопросом я поставил его в тупик. Он так и не нашел, что ответить.

– А ведь есть благотворительность, – продолжал я. – для тех, у кого нет никаких возможностей обеспечить себя. Если не платят пенсию, можно просить милостыню, поклянчить у соседей.

– Но мы ведь знаем, что все эти люди – отшельники, – сказал он. – Они ни с кем не общались.

– Даже когда начинали реально голодать?

– Все это так, Марк, но ты неправильно рассуждаешь, – сказал он задумчиво. – Дело в том, что им и не нужно вступать ни с кем в контакт: ведь другие люди помнят о них. Кто-то зашел бы проверить хотя бы раз в неделю – управляющий, домовладелец, соседи.

– Твоими словами, их нашли бы прежде, чем они умерли?

– Ну, да, выходит так, – согласился он с неохотой. – Хм, ни у кого из них не было друзей, а родственники, как правило, такие дальние, что едва знают этих стариков, и понятия не имеют, живы они или нет. Возможно, именно это и сбивает нас с толку? Даже друзья и родственники не сразу бросятся на поиски, если человек пропал на некоторое время.

Он поднял взгляд и посмотрел на меня.

– Но что это доказывает, Марк?

– То, что во всех этих случаях что-то не чисто. И я хочу выяснить, что именно.

Я ЗАСТАВИЛ его отвезти меня в департамент, где Лу позволил мне взглянуть на банковские книжки умершей старухи.

– А она чертовски хорошо заботилась о них, – заметил я. – Они выглядят почти новыми.

– Разве ты не трясся бы над самыми важными для тебя вещами? – спросил Лу. – Ты же помнишь, какие приличные суммы у них оставались. И у этой тоже.

Я пристально вгляделся в дату последнего прихода. 23 апреля 1907 года, сто пятьдесят долларов. Я не верил своим глазам – чернила одного со мной возраста. А ведь даже не выцвели. Я сказал об этом Лу.

– Вероятно, нечасто ее открывали, – ответил он. – К тому же, я полагаю, они не таскали с собой постоянно банковские книжки или деньги.

– И какой из этого вывод? Я соглашусь, что они могли быть психически неуравновешенными по жизни… но вряд ли они страдали от маразма.

– Они были скрягами, Марк. Вот мой вывод.

– Забавно, – сказал я, наблюдая за тем, как он курит. Лу словно хотел до конца насладиться каждой затяжкой, втягивая дым и выпуская его облаками разных форм, от колец до тоненьких струек. Он мог бы сниматься в рекламе сигарет на телевидении. – Вижу, тебе самому не дают покоя эти истории, Лу.

Он на секунду удивился, затем осторожно раздавил окурок и уставился на меня.

– Да? С чего ты взял?

– Тебя бы тоже пугала вероятность нищеты. Ты же понимаешь – все неплохо, пока есть хотя бы какая-то паршивая работа. Но стоит ее лишиться, и ты сначала будешь экономить на всем, затем придется отказаться от еды и, наконец, закончить жизнь от голода в дешевой комнатушке.

– Я? Я никогда не побоялся бы все потерять!

– Даже в возрасте семидесяти или восьмидесяти лет?

– Особенно в таком! Я бы предпочел распрощаться со свободой и заранее бы побеспокоился о местечке в доме для престарелых.

Мне хотелось усмехнуться, но я этого не сделал. Он подтвердил мою догадку. Лу не меньше моего заботили все эти случаи со стариками.

– Скажи, Лу. Если бы кто-то ухаживал за тобой, не позволяя умереть, как бы ты отблагодарил его, если бы страдал от старческого слабоумия?

Чувствуя, как он ищет решение, я догадался, что он прибегнул к помощи системы Станиславского.

Лу покачал головой:

– Только по завещанию. Иначе никак.

– Это можно считать мотивом?

ОН прислонился к металлическому шкафу для документов.

– Брось, Марк. Если хочешь знать, у нас уходит чертова уйма времени, чтобы отыскать их родственников и передать им деньги, потому что эти старики не оставляют завещаний. Иногда родственники находятся, но и те весьма удивляются, когда узнают, что им досталось наследство от какого-то старика «седьмая вода на киселе», которого они даже не помнят. А все другие так и невостребованные состояния в конечном итоге отходят государству.

– Ну, это было всего лишь предположение.

Я открыл самую старую банковскую книжку.

– Лу, а кто-нибудь проверял чернила на подлинность?

– Зачем? Мы проверяли банковские записи. Они настоящие, если это то, на что ты намекаешь.

– Я еще не знаю, на что я намекаю, – заметил я. – Но я хотел бы провести независимую экспертизу, это не займет много времени.

– Слушай, Марк! Я готов многое сделать для тебя, но это уже перебор…

Я позволил ему объяснить, почему он не может позволить мне взять книжку, а затем ждал, пока Лу, скрепя сердце, решит, где и как можно провести экспертизу. Все еще ворча, он помог мне выбрать химика из телефонного справочника и сопроводил меня в лабораторию.