У финишной черты

– И мы тоже, мистер Локк. Естественно, у вас нет возможности понять, сумели вы добиться чего-либо или нет. Но мы это знаем. Результат превзошел все ожидания. Из-за вашего эксперимента мы с удовольствием пересмотрим нашу политику.

– Что? – Клокер изумленно озирался, глядя на пришельцев, сидевших в своих удобных креслах. – Вы не шутите?

– В больницах значительно выросли посещения кататоников, – объяснил доктор Хардинг. – Когда посетители приходят к нашим людям-партнерам, они следуют тем указаниям, которые вы дали в своей статье. Конечно, не всем это удается, а только тем, кто действительно сопереживает своим близким, настолько сильно, что желают оказаться с ними рядом, как вы захотели быть вместе с женой.

– Мы приняли четырех добровольцев, – добавил мистер Кэлхун.

Клокер будто онемел от удивления, и даже не знал, что сказать.

– И теперь, – продолжал доктор Хардинг, – мы создаем отдел Информации, чтобы научить добровольцев тому опыту, который был получен в общении с вами. Мы уверены, что в скором времени нам придется увеличить штат сотрудников, поскольку число людей-партнеров будет увеличиваться в геометрической прогрессии, после того, как состоится первый выпуск, и они продолжат ту работу, которую вы так превосходно начали.

– Так, значит, у меня все-таки получилось? – недоверчиво прохрипел Клокер.

– Возможно, это убедит вас, – улыбнулся мистер Кэлхун.

Он дал кому-то знак. Дверь открылась, и вошла Зельда.

– Привет, – сказала она Клокеру. – Я очень рада, что ты вернулся. Я так скучала по тебе.

– Не так, как я скучал, родная! Не дай бог кому-нибудь пережить.

Мистер Кэлхун положил руки на их плечи.

– В любое время, когда захотите, мистер Локк, вы и ваша жена, вольны уйти.

Клокер взял Зельду за руки и нежно, с уверенностью посмотрел на нее.

– Мы в долгу перед ними, детка, – сказал он. – Давай поможем им записать наши знания, прежде чем уйдем отсюда. Ведь это то, чего ты хочешь?

– О, да, любимый! И еще я хочу быть с тобой.

– Тогда начнем прямо сейчас, – ответил он. – Чем быстрее мы это сделаем, тем скорее вернемся.

Старики умирают богатыми

– ЭТО ОПЯТЬ вы, Уэлдон. – Судебный медик устало вздохнул.

Я вежливо кивнул и в предвкушении удачи обвел взглядом захудалую комнатку. Возможно, на сей раз, я получу ответ. Схожее чувство всегда посещало меня в таких местах: вот и сейчас я буквально ощущал безысходное отчаяние старости, запертой в комнате с единственным шатким стулом, покосившимся комодом, свисающей с потолка тусклой лампой и металлической кроватью с облупившейся краской.

На кровати лежала женщина, старуха с седыми волосами, настолько тонкими, что сквозь них просвечивала кожа, туго обтягивающая череп. Ее изможденная плоть высохла до такой степени, что была похожа на складчатый пергамент. Судмедэксперт обращался с умершей без почтения, как будто с куском говядины, на который он должен поставить федеральный штамп качества. При этом он не переставал ворчать на меня и на сержанта Лу Пэйпа.

– Когда вы прекратите таскать за собой Уэлдона, сержант? – с раздражением бросил эксперт. – Черт бы побрал этого актеришку с его болезненным любопытством!

Впервые Лу резко выступил в мою защиту:

– Мистер Уэлдон – мой друг! Я, между прочим, тоже был актером до того, как стал полицейским. К тому же, он – последователь Станиславского.

– Красный, что ли? – спросил стоявший в дверях патрульный коп, который только что вызвал труповозку.

Я позволил Лу Пейпу вместо меня объяснить смысл системы Станиславского, а сам устроился на стуле и попытался применить ее на практике.

Станиславский был великим дореволюционным русским режиссером, идея его состояла в том, что актеры должны думать и чувствовать, как их персонажи, словно они на деле были ими, – только тогда это выйдет правдоподобно. По Станиславскому, необходимо знать о персонаже все, что предшествовало его появлению на сцене: где и когда он родился; его отношения с родителями; образование, детство, юность, зрелость; отношения к мужчинам и женщинам, сексу, деньгам, успеху; случались ли некие неординарные события. Сама же игра – всего лишь развитие истории жизни, воссозданной актером.

Причем же здесь умершая старуха, спросите вы? Ну, я имел счастье оплешиветь к 25 годам, и с тех пор играл только стариков. Они выходили у меня очень правдоподобно. Я отлично умел изображать шаркающую походку, сутулиться, говорить высоким надтреснутым голосом, но особенно важно мне было знать, что у стариков происходит в душе – именно поэтому я уговорил Лу Пейпа во всех случаях, подобных этому, звать меня, чтобы я мог прочувствовать старческую немощь. Мне нужно было понять этих стариков – понять, что же заставляло их так поступать с собой.

Пережить причину, приведшую их к такому концу.

Например, у этой старухи на пяти банковских счетах лежало 32000 долларов… и она умерла от голода.