У финишной черты

На мгновение я испытал всплеск ужаса. Потом вспомнил сетчатую клетку и гул моторов. Мэй Робертс, вероятно, подвергла меня электрошоку, после чего где-то продержала под замком, достаточно долго, чтобы сменилось время года, или перевезла меня на Юг, где выставила на улицу посреди дня.

Однако передо мной был Нью-Йорк. Я определенно узнавал его, хотя некоторые здания изменились, а люди одеты более бедно.

Что это – сценическая постановка? Гипноз?

Ну, конечно! Она меня загипнотизировала.

Кроме того, человек, находящийся под гипнозом, об этом совершенно не подозревает.

Совсем запутавшись, я вытащил связку конвертов, затем положил их обратно в карман. У меня, как предполагалось, были и наличные деньги, и банковский счет, и я находился рядом с банком. Она, очевидно, хотела, чтобы я зашел в него. Я так и сделал. Оказавшись внутри, я вручил верхний конверт кассиру.

Он вынул из него сто пятьдесят долларов и посмотрел на меня так, будто этого было достаточно, чтобы купить и продать банк. Спросил, открыт ли у меня счет у них. Я не знал. Он отвел меня к чиновнику банка, человеку с тесным воротником, как у Гувера, и усиками Джона Гилберта. Тот принял меня с такой сердечностью, какой я никогда не встречал.

Я вышел на улицу, пялясь на банковскую книжку, которую мне только что вручили. Мой пульс участился, дыхание сбилось, в голове как будто кто-то выплясывал странный танец.

На месте даты я увидел: «15 мая 1931 года».

Я НЕ ЗНАЛ, чего я больше испугался – оказаться в затруднительном положении в самые худшие годы Великой депрессии, или вернуться обратно в дом из песчаника. Одновременно я вспомнил, что в эти времена был ребенком, и сегодня наверняка должен находиться на занятиях в школе в правой части пригорода. Но вдруг, не успел я моргнуть, как все вокруг изменилось, и я оказался рядом с другим банком, в совсем другом районе.

Теперь на конверте значилось 29 мая все того же 1931 года. Я внес наличные в размере 75 долларов, затем 100 долларов в другом месте через несколько дней, и так далее, тратя на все про все по нескольку минут, и перепрыгивая вперед от нескольких дней до месяца.

Время от времени, в пачке мне попадались почтовые конверты с обратным адресом. Они предназначались различным фондовым брокерам, и когда я осмелился распечатать один из них, прежде чем бросить в почтовый ящик, то обнаружил, что это заказ на покупку нескольких сотен акций компании безалкогольных напитков на имя Энтони Робертса. Я не помнил, когда эти акции стоили так дешево. В последний раз, когда я изучал курсы, цена была выше минимум раз в пять. Я и сам пытался делать деньги на бирже, но лучше всего мне это удавалось делать для Мэй Робертс.

Несколько раз я задерживался на час или около того. Однажды ночью я попал в роскошный подпольный бар, с двумя конвертами, в которых предписано было сделать ставки, согласно указаниям. Было 21 июня 1932 года, и мне следовало поставить на Джека Шарки, который боролся за титул чемпиона в супертяжелом весе против Макса Шмелинга.

Все, кто находился в баре – три женщины, несколько барменов и клиенты-мужчины, в том числе двое полицейских, – с молчаливой сосредоточенностью толпились возле радио. Приветливый типчик принимал ставки. Он одарил меня понимающей улыбкой, когда я внес деньги на Шарки.

– О, как приятно иметь дело с человеком, который хочет, чтобы победил американец, – сказал он, – пусть даже к черту облажаться, да?

– Ага, – ответил я и криво улыбнулся в ответ.

Большая часть ставок шла на Шмелинга, и я подумал, не допустила ли Мэй Робертс ошибку. Я не помнил, кто победил.

– Знаете, – заявил я, – Джей-Пи Морган как-то сказал: не стоит недооценивать Америку.

– А я не поставил бы и вшивого бакса, – заявил пьяный парень, которому едва удавалось держаться на ногах. – Паршивая трава не растет на затоптанной дороге, нет никакой работы, никакого будущего, ничего!

– Мы выкарабкаемся, все будет О.К., – уверенно сказал я ему.

Он фыркнул в свое пойло.

– Не в этой жизни, приятель. Только чудо может поставить эту страну на ноги. А я не верю в чудеса. – Его нахмуренное лицо очутилось напротив моего, от него веяло перегаром и воинственностью. – А ты?

– Заткнись, Гас! – бросил один из барменов. – Бой начинается.

Я ПЕРЕЖИЛ несколько опасных моментов, слушая радио и потягивая дешевое виски. Бой длился все пятнадцать раундов. Шарки победил, а я довел себя почти до такого же состояния, в каком пребывал Гас, который отключился на середине боя. Все, что я запомнил, так это как приветливый типчик сунул мне в руку толстый рулон, сказав: « – К счастью для меня, большинство парней недооценивает Америку», – а я, выползая из дверей, пытался рассовать деньги по правильным конвертам, как вдруг снова все изменилось, и я опять очутился рядом с банком.

«Бог мой, что за чудесная опохмелка!» – подумал я, ощутив себя трезвым как стеклышко, и способным внести следующий депозит.