Но это было бы равносильно поцелую с ядовитой коралловой змеей. Поэтому я сосредоточился на том, чтобы надежно закрыть клетку.
– Разве ты не хочешь стать богатым, Уэлдон? – спросила она через сетку.
– А я и так буду, – ответил я. – У меня есть машина. Я могу посылать людей в прошлое или будущее и заработать кучу монет. Только я давал бы им еду с собой. И не убивал бы их, чтобы сохранить свою затею в тайне. Ясно это тебе?
– Ты хочешь меня, – заявила она.
Я не спорил.
– Я могла бы стать твоей.
– Только для того, чтобы перерезать мне горло или вышибить мозги. Об этом только и мечтаю.
Я вдавил кнопку переключателя.
Механизм завибрировал, и Мэй исчезла. Ее кровь оставалась на полу, но сама она отправилась в будущее, откуда я только что прибыл.
Ответная реакция не заставила себя ждать. Я избежал голода и смерти от ее рук, но не был героем, и от накопленного напряжения меня замутило, я рухнул на колени.
Меня все еще трясло, когда, тыкаясь по углам дома, я добрался до телефона.
ЛУ ПЭЙП оказался на месте так быстро, что я даже не успел справиться с нервной лихорадкой, несмотря на бутылку бренди, которую нашел в серванте, возможно потому, что дата на этикетке, 1763 год, вызвала новую порцию дрожи.
Беспокойство в лице Лу исчезло, когда он убедился, что я в порядке. Не совсем, конечно, потому что лихорадка вернулась ко мне снова, когда я рассказал ему, что произошло. Разумеется, он не поверил ни единому слову. Да я и не надеялся убедить его.
– Если бы я не знал тебя, Марк, – сказал он, недовольно качая своей крупной темноволосой головой, – я бы отправил тебя в Бельвью для обследования. Впрочем, может быть, я так и должен поступить.
– Ладно, давай поищем, есть ли доказательства, – устало предложил я. – Судя по тому, что я знаю, их должно быть предостаточно.
Мы обыскали дом и спустились в подвал, где у Лу от потрясения отвисла челюсть.
– О, господи! – выдохнул он. – Да тут прямо филиал музея Метрополитен!
Подвал имел размеры самого дома и был раза в два выше обычной комнаты – весь он оказался заваленным картинами в позолоченных тяжелых рамах, статуэтками, книгами, рукописями, кубками, кувшинами и драгоценностями, старинными гобеленами… Но большинство предметов сверкало и блестело новизной, как в тот день, когда все они были сотворены.
– Эта дамочка явно при деньгах, и коллекционирует произведения искусства, – сказал Лу. – Это вовсе не доказательство твоей странной истории. Она разбирается в этих вещах и знает, как их раздобыть.
– Ну, да, конечно, – не спорил я.
– Что ты с ней сделал?
– Я же сказал тебе. Выстрелил ей в руку, прежде чем она могла убить меня, и послал ее в будущее.
Он схватил меня за ворот пиджака.
– Ты убил ее, Марк. Ты хотел, чтобы все эти предметы достались тебе. Прикокнул ее и каким-то образом избавился от тела.
– Почему бы тебе, Лу, не вспомнить о том, что ты профессиональный ищейка? – спросил я, чувствуя себя слишком уставшим, чтобы высвобождаться из его хватки. – Если бы я ее убил, стал бы я звонить тебе, да еще зазывать сюда? Разве я не выкрал бы для начала эти вещи? Припрятал бы их где-нибудь, и никто, включая тебя, не узнал бы, что я когда-либо был здесь. Ну, давай, пораскинь мозгами.
– Это легко объяснить. Ты потерял самообладание.
– Я даже сейчас не теряю терпения.
ОН зло оттолкнул меня.
– Если ты убил ее из-за этого хлама, или из-за того, что сошел с ума и плетешь, черт знает что, тогда учти: я – полицейский, и ты мне не друг. Но что же получается – ты откровенный убийца, с которым я знаком, а я теперь должен отправить тебя на электрический стул?
– У тебя всегда была слабость к высокопарным диалогам. Иди же и заяви обо мне, пусть меня бросят за решетку и накажут по всей строгости закона, даже усадят на электрический стул. Но тебе для начала придется раздобыть доказательства.
Он направился к лестнице.
– Этим я и займусь. И не пытайся сбежать, в противном случае я буду действовать так, будто мы никогда не были знакомы.
Он поднялся наверх и с кем-то заговорил по телефону. Черт с ним, я даже не пытался гадать, кому он звонит. Только радовался, что не убил Мэй Робертс. Уничтожив такую красоту, пусть даже олицетворяющую зло, я не смог бы смириться с этим фактом до конца своих дней. Но была и другая причина для радости – если бы я убил ее и оставил улики Лу, он бы теперь не сомневался в моей вине. Впрочем, учитывая мой невероятный рассказ, он бы попытался убедить меня, что я сошел с ума.
Но больше всего я думал о ней, о Мэй, о ее взгляде в тот миг, когда я прострелил ей руку. Ее изящную руку, которая так уверенно сжимала дамский револьвер, встречая меня.
Теперь Мэй была в будущем. Они не казнят ее. Они расценивали преступления как болезнь и готовы были подвергнуть ее удивительно продвинутой терапии, чтобы превратить в полезного и достойного гражданина той эпохи, находиться в которой доставило мне больше счастья, чем я когда-либо испытывал в жизни.