У края темных вод

Река начала сужаться, издали послышался какой-то грохот и рокот, такой оглушительный, что я поначалу приняла его за гром и подумала, что нас снова зальет. Но нет, небо оставалось все таким же ярким и голубым, без туч, только пушистые перистые облака, ни малейшей приметы надвигающейся грозы.

— Что это? — спросила я Терри, перебравшегося поближе ко мне.

— Не знаю, — ответил он.

— Это река, — крикнула Джинкс (она опять сидела за штурвалом).

Мы вошли в узкое русло, где вода двигалась ускоренно — так торопливо проскакивают последние капли чего бы то ни было в воронку. Впереди река снова расширялась, и шагах в пяти от горловины вода начинала, бурля, двигаться по кругу, словно кто-то размешивал ее гигантской ложкой, и ревела она, как разъяренный зверь.

— Водоворот, — выдохнул Терри.

Про водовороты мне мало что было известно, но Дон рассказывал о своем приятеле, как тот попал в водоворот и его засосало и он пошел ко дну прежде, чем ему успели помочь, а нырять за ним в воронку никто не стал, потому что туда нырнешь — не вынырнешь. Дон говорил, все ждали, пока вода сама выбросит этого парня, и она его выбросила — дохлого, как известия о прошлогодних выборах.

— Выхода нет, — сказала я. — Придется проплыть через водоворот.

По обе стороны от воронки берег был не из мягкой глины, как повсюду на реке, а весь покрыт здоровенными плоскими камнями, наваленными друг на друга, как блины на тарелке. Я прикидывала, как же нам быть, и тут мама, покачиваясь, выбралась снова из каюты и сказала:

— Мы там перевернемся.

Спасибо, только этих слов и недоставало. И без того было ясно, что перевернемся, если нас так и будет нести, и изменить нашу судьбу могло разве что Божье чудо, да такое чудо, которое признала бы и Джинкс: чтобы плот приподняло, перенесло над водопадом и прямо в спокойные воды.

С чудесами в тот день было скуповато, зато воды — хоть залейся. Плот дошел до верхней ее точки, оторвался и взмыл в воздух, словно подброшенная лепешка высохшего навоза. Через мгновение плот с силой шмякнулся о воду, и из каюты послышался стон — преподобного основательно приложило о стенку. Заскрипели, прогибаясь, бревна, вода подхватила нас и принялась кружить, кружить, словно мы решили скатиться с горы в старой автомобильной шине. Я успела увидеть, как Джинкс падает в воду, все еще сжимая в руке половину сломанного весла, а в следующий миг плот засосало, и вода начала стремительно подниматься по обе стороны от него. Я рухнула на живот, обеими руками цепляясь за обшивку плота.

Вдруг плот начал приподниматься, и я уж вообразила, что нам все же ниспошлют чудо, но плот попросту двигался вместе с водой, которая выбросила его из водоворота, — прямо на те скалы-блинчики. Выглядело так, словно не плот несется на скалы, а камни набросились на плот — сперва ударили его с одной стороны, потом плот развернуло, и он снова врезался в скалы, уже другим боком. Я все еще цеплялась за бревна палубы и не сразу поняла, что и каюту смыло, и половина плота куда-то пропала. Я держалась уже не на плоту, а на его жалком обломке, и больше от нашего плота ничего не осталось.

Тот обломок плота, за который я держалась, ударился о камни и развалился — один кусок понесло в одну сторону, другой в другую. Я попробовала ухватиться и за ту, и за другую часть, хотя одна отправилась на запад, а другая на восток, но руки такой длины у меня еще не выросли, так что я упустила оба осколка и целиком оказалась в воде, окунулась с головой, потом вынырнула, попыталась вдохнуть, но вода уволокла меня вниз.

Видать, Сабин твердо решил меня утопить, подумала я, и с этим ничего не поделаешь. Пораженческое настроение продлилось с минуту, пока мое врожденное упорство не взяло верх.

Уж не знаю как, но в следующий момент я уперлась коленом в обрыв берега, почувствовала, как тычут мне в ребра камни. Миг передышки — и я подтянулась, поднялась на ноги, побрела прочь от воды на зеленую травку. Я сообразила, что меня вынесло на противоположный берег, не на тот, где мы встретились со Скунсом, и это меня слегка порадовало — пустячок, а приятно.

Отойти мне удалось недалеко — ноги подогнулись, и я упала. Полежала какое-то время, потом заставила себя встать и снова сделала несколько шагов. Так, падая и поднимаясь, я добрела до деревьев, свалилась в их тени и там уже осталась надолго. Я понимала, что, пока так валяюсь, могу потерять и собственную жизнь, и тех, кто мне дорог, — маму, преподобного, друзей, — но из моих ног словно все кости вымыло, а голову как будто набило речной грязью. Ни шелохнуться, ни думать я не могла.

Наверное, я долго так пролежала — солнце припекало все жарче, и я отключилась. Разбудили меня белки — собрались у меня над головой и давай болтать, словно сплетницы-соседки. Я очнулась и сразу поняла, что отключалась надолго. Села, огляделась. С того места, где меня свалило, видна была река, но ни мамы, ни ребят я не увидела.