Так и пришлось Сережке остаться дома, хотя он заранее знал, что ждет его смертная скука: придут родные и всю ночь будут пить, закусывать, горланить песни, а в промежутки говорить о чем-то своем, непонятном и нудном.
Вдруг мать за спиной сказала:
— Ладно уж, вот тебе полтинник, сходи в кино: ведь охота небось, а молчишь…
Сережке очень хотелось гордо отказаться от этого слишком щедрого подарка, но сил для такого геройского поступка не нашлось, и он смущенно взял деньги, чуть слышно промямлив:
— Спасибо…
Идти в кино одному было скучно. Сережка обегал всех знакомых ребят, но кого не оказалось дома, а кого не пустили родители. Пришлось идти одному.
Когда кончился сеанс, на улице уже стемнело. Метель утихла, но временами налетал ветер, пронзительный и колючий. Он раскачивал опрокинутые чашки подвесных фонарей, и желтые пятна, перепрыгивая с сугроба на сугроб, выхватывали из тьмы светящиеся снежинки.
Только что Сережка прожил полтора часа в мире приключений. Ему казалось, что он тоже участвовал в погоне, расшифровывал загадочные следы, стрелял из засады, он весь был «там» — в камышовых зарослях, в выгоревшей от зноя степи, на захолустном полустанке, где в мирный щебет ласточек ворвался сухой и злобный кашель пальбы.
Он ничего не замечал вокруг.
И только когда стал переходить улицу и из вынырнувшей перед его носом машины раздался свирепый окрик шофера: «Куда ж ты лезешь!..», Сережка вспомнил, что пора возвращаться, иначе мать заругается. Он вздохнул, поглубже засунул руки в карманы и лениво поплелся домой.
В широком подъезде, освещенном тусклой, засиженной мухами лампочкой, возле батареи центрального отопления стояла группа ребят. Сережка узнал Бориса Клокова, Генку Заливина и Петра Денискина. Четвертый парень был незнакомый; козырек надвинутой по самые брови кепки оставлял его лицо в тени.
Денискина только что выпустили из тюрьмы. Он сидел за хулиганство.
Когда несколько месяцев назад его наконец осудили, десятки людей вздохнули свободно. Но вскоре неунывающий Денискин появился снова; его освободили досрочно и даже выдали бумажку: две размашистые подписи и печать официально подтверждали, что Денискин раскаялся и исправился.
Это был упитанный коренастый парень лет двадцати с насмешливыми, презрительно сощуренными глазами и вечно двигающейся перекошенной челюстью. Казалось, он все время что-то жует и никак не может дожевать. Был он большим любителем говорить загадками, что создало ему среди ребят славу таинственного и опытного человека. Тюремный стаж мало изменил его — только взгляд стал жестоким.
Сергей боялся Денискина. Он и себе-то не мог объяснить толком, почему боялся, но это было именно так. Встреча с Денискиным напугала его.
— Кого я вижу! Сергей! Заходи — гостем будешь, — насмешливо протянул Денискин, едва Сережка вошел в подъезд. — Смотри как вымахнул… Прямо Тарзаном стал… — Он ощупывал Сережку глазами, точно приценивался, и рот его кривился в прыгающей улыбке. — А забывать старых друзей нехорошо, брат, нехорошо.
Нет, они с Сережкой никогда не были друзьями. Но на всякий случай Сережка ответил:
— С чего это ты взял? Я и не забывал.
— Тама! — обрадованно воскликнул Денискин. — Стало быть, с тебя пол-литра.
Ребята засмеялись, а незнакомый парень даже захрюкал от радости, и кусочек светящейся сигареты запрыгал у него в зубах.
— Ладно, не плачь. Это мы просто под мышкой щекочем, — мирно сказал Денискин и добавил, обращаясь к ребятам: — А ну, цыц, вы, сеньоры!
Он не повысил голоса, даже не повернул головы, но смех сразу же смолк. Ребята с интересом наблюдали, как Петр Денискин потешается над Сережкой. Заливин влюбленными глазами смотрел на своего кумира и всем своим видом показывал, что после Денискина он второй.
Борис старался не смотреть на Сережку: ему было не по себе.
— Да ты не бойся, — продолжал Денискин, видя, что Сережка не решается подойти. — Здесь все свои. Вот Каланча, видишь? Свой… Теперь гляди — Заливала. Обратно свой. А это… — Денискин ткнул пальцем в незнакомого. — Это мой братеник, будьте знакомы.
— Братеник? — удивленно переспросил Сергей.
Он знал всех братьев Петра — семья Денискиных жила по соседству, но этого парня он видел впервые.
«Братенику» опять стало смешно, и он захрюкал.
Денискин небрежно взял его левую руку и поднес к глазам Сергея. Бледным синим пунктиром на тыльной стороне ладони была изображена решетка, а рядом с ней — кинжал, вокруг которого вилась змея. Потом Денискин показал свою левую руку: на ней тоже была решетка и змея.
— Понял? — Денискин заглянул Сережке в глаза.
Сережка кивнул головой, хотя он ничего не понял.
«Братеник» выплюнул сигарету и сосредоточенно заковырял спичкой в зубах.
Набравшись храбрости, Сережка спросил Денискина:
— Будешь на работу поступать или пойдешь учиться?
— Учиться? Хм… Оно бы, конечно, неплохо. Только я, брат, уже ученый. Все науки прошел… Хватит. Теперь мы работать будем. Верно я говорю, Пузан, — поработаем?
«Братеник», захлебываясь от смеха, пробормотал:
— Поработаем… На Доску почета запишемся…
Сережка не понял: всерьез они или шутят.