А главное… Вот я слышу, бранится мальчишка, смачно выплевывает непристойнейшие слова, подхваченные им у «умудренных» жизненным опытом парней постарше. Чуть поодаль, но, в сущности, совсем рядом стоят девочки. Нисколько их не стесняясь, он продолжает демонстрировать свой убогий словарь. Да и правда — чего стесняться? Ведь девчонки никак не реагируют на его брань. Все прекрасно слышат, но делают вид, что это их не касается.
Как же так?! Ведь это ее, девчонку — женщину! — прежде всего оскорбляет матерщинник, ей плюет в душу, ее низводит до уровня животного, ее топчет и унижает. Ее — мать, жену, сестру, дочь. И она — прежде всего она! — должна восстать против этого хамства.
А всегда восстает ли? Боится показаться «немодной»… И даже сама порой втягивается в порочную «игру», сама щеголяет сомнительными словечками, с веселой удалью демонстрируя свою причастность к «современному кругу». Оттого-то так вольготно чувствует себя сквернослов, оттого не стесняется он окружающих, оттого распаляется и входит во вкус.
Давайте же покажем ему, что не оскудели наши души, что есть в нас достоинство и гордость. Пусть женщина не смолчит, услышав бранное слово. И пусть мужчина заступится за ее честь. Попробуем же хоть раз: что из этого выйдет?
Уверяю вас: что-то выйдет! Брань, конечно, не исчезнет «в один прекрасный день» из нашего словаря, из нашего быта. Но она почувствует себя уязвимой. Она утратит свою лихость. Ей станет неуютно в обществе людей, стоящих на страже собственного достоинства.
И это будет началом ее конца.
Как же бороться нам с хамством, если оценки того, что есть хамство, а что — милая и непринужденная шутка, столь неодинаковы, а то и полярны у разных людей? Закон четок, он формулирует правовую норму, тщательно выверяя каждую букву, каждую запятую, чтобы исключить возможность двоякого толкования, чтобы правило поведения было действительно правилом — единым и всеобщим.
Нравственная норма нигде не записана, ей чужды безапелляционная чеканность и категоричность, но значит ли это, что она так уж зыбка, противоречива и субъективна?
Вспоминаю дискуссию, разгоревшуюся на читательской конференции. «Если кто-то хочет спать, — горячился один из спорщиков, — а я — петь и танцевать, то почему именно я должен уважать его желание, а не он — мое? Почему я должен соблюдать тишину, а не он — присоединиться к моему веселью?»
Конечно, требовать тишины под угрозой правовых санкций можно только в ночное время. Но какой воспитанный человек в какое бы то ни было время станет плясать над ухом спящего? И какой воспитанный, придя в компанию, где поют и танцуют, завалится спать? Все это кажется элементарным, очевидным, само собой разумеющимся. Как же тогда получилось, что серьезные люди могли спорить о вопросе, которого попросту не существует?
Браниться нехорошо, это знает каждый, но, тысячу раз повторенное, такое нравоучение едва ли проймет того, кто привык «смотреть на вещи просто». Не полезней ли уяснение «правила» не столь категоричного, но зато более жизненного: если плоские анекдоты встречают с жеребячьим ржанием трое или четверо твоих друзей, это еще не значит, что с таким же успехом ты их можешь рассказывать в незнакомой компании, где критерии остроумия, быть может, совершенно иные, а представления о человеческом достоинстве решительно расходятся с твоими.
Подобных вопросов, подсказанных самой жизнью, можно было бы привести множество. Вопросов не надуманных, не риторических, а сугубо практических. Не такое это малое дело — научиться вести себя в обществе: на производстве, в быту, в дороге, со случайными и неслучайными спутниками на житейских перекрестках.
ВНИМАНИЕ: ЧЕЛОВЕК!
Пришел убитый горем отец, разложил материалы, собранные в двух объемистых папках. Целый день я читал документы, рассказавшие о драме, суть которой можно изложить в нескольких строчках.
Молодой московский инженер К. стал жертвой собственной смелости. Он отправился один в труднодоступные районы Дальнего Востока, никому не сообщив о точном маршруте и не оставив контрольных дат возвращения. Следы его затерялись.
Для поиска пропавшего инженера, как это в подобных случаях всегда происходит, были приняты все возможные меры. В розыск включились Академия наук СССР, ВЦСПС, Хабаровский крайисполком. Десятки часов над предполагаемым районом бедствия кружили вертолеты. Поисковые партии до глубокой зимы не покидали тайги. Множество спортсменов, геологов, оленеводов, отложив все другие дела, прошли в горах и непролазных лесных дебрях сотни километров, надеясь напасть на след инженера. Все было напрасно: он, очевидно, погиб.
Печальная эта история могла бы послужить поводом для серьезного разговора о серьезных вещах. Об ответственности за себя и за других. О риске разумном и неразумном. О том, что с природою шутки плохи. О правилах страховки, контроля и взаимовыручки, которые придуманы не для того, чтобы кому-то мешать проявить свою смелость, а для того, чтобы оградить от трагических случайностей, спасти жизнь, которая в нашем обществе — ни с чем не сравнимая ценность.