У любви свои планы (СИ)

В один момент ему перестало хотеться испытывать себя, своё тело и свои мысли. Ещё год назад он хотел научиться контролировать себя, свои эмоции, своё тело. Холод, жара, неудобства — всё должно быть нипочём. Он должен быть несгибаемым и выносливым, но сейчас он понял, что хочет просто согреться. Он больше не хочет находиться в холодном, пустом замке, наполненным воспоминаниями и прошлыми ошибками. Семейный груз, архив тайн и предрассудков должен исчезнуть.

— Каллум, — тихо, но уверенно произнес он.

Хлопок, и перед ним оказался старый, и достаточно высокий для самого себя, домовой эльф.

— Да, хозяин, — проскрипел он.

Его голос был усталым и сонным, словно полвека его никто не беспокоил, и вот сейчас его призвали для того, для чего он находился в этом поместье всё это время.

Теодор внимательно смотрел на него и вспоминал, что этот эльф был здесь всегда. Отец говорил, что Каллум был в тот момент, когда родился он сам, и уже тогда этот домовик не был молод. Самый старый из всех живых в этих стенах, он знал даже самые тайные уголки Мэнора.

Теодор всегда его избегал, он вообще избегал домовых эльфов с тех пор, как закончилась война и исчез отец. Он съехал из этого поместья, обрёл собственный уютный дом в магловском районе, и старался жить просто.

Но от прошлого не уйдёшь, и от самого себя тоже. А он — Нотт, и это поместье — его наследие.

— Каллум, я хочу, чтобы в поместье снова был свет и тепло, — он сделал небольшую паузу и всмотрелся в этого старого домовика. Теодор увидел, как во взгляде что-то изменилось, как будто появилась маленькая искорка на секунду, и потухла в этих сонных глазах. — Пусть это поместье… — он развёл руки и сделал хаотичное движение. — Пусть оно снова заживёт, задышит, и я хочу, чтобы было так, как было при жизни моей матери, Каллум, ты должен помнить то время.

Домовик не шевелился, но Теодор видел в его взгляде то, что он услышал его и понял.

— Да, сэр.

— И я хочу, чтобы сюда снова проник свежий воздух, и запах, должен быть цветочный запах. Пусть повсюду будут цветы, и приведите в порядок сад. Хочу, чтобы там всё цвело, благоухало и было так, как никогда не было.

— Но миссис Нотт, сэр, она никогда не любила цветы.

— Она любила! Отец не любил, — Теодор запустил одну руку в брюки и подошёл к окну.

Он смотрел в небольшую брешь в этих тёмных, тяжёлых шторах, в ту самую, где немного проходил свет.

— Отец мне как-то, перед тем как начаться войне, сказал, что мама очень любила цветы, а он не любил. Для него это были непонятные растения, что цветут и отцветают, лепестки хрупкие, а цвета слишком нежные. Поэтому сад у нас никогда не цвëл, а была сплошная живая изгородь вечнозелёных растений, — он помолчал продолжительное время.

Домовой эльф ждал, покорно и тихо.

— Теперь у нас повсюду будет цветы, это ясно? — он повернулся и внимательно посмотрел на домовика.

— Да, сэр. Это все пожелания, сэр?

— Каллум, а где арфа?

Домовик словно скукожился и прижал уши. Его вековой сон был стёрт с лица, и он обеспокоился.

— Где арфа, Каллум, я жду ответ? — Теодор смотрел на него пристально, а потом перевел взгляд на камин и выше, там, где висел портрет отца. — Не бойся, отца нет, и я единственный наследник всего этого, — он распахнул руки так, словно хотел кого-то обнять, а потом резко скрестил из на груди. — Я последний Нотт, и тебе нечего боятся, — Теодор хотел сказать это мягко, а получилось совсем не так, но эта фраза сработала, словно ключ.

— Там же, где и была всегда. В той комнате, — домовик замолчал и вжал голову в плечи. — Вы знаете, сэр, какая комната.

Теодор изменился в лице. Он действительно знал эту комнату, знал, что она там, и не проверил.

— Она запечатана магией?

— Да, но… — Домовик повернулся и посмотрел на портрет. — Вы единственный представитель рода, мужчина, и та магия, что запечатала вход, пропустит вас. Это родовая магия, и вы последний её наследник.

Теодор какое-то время молчал, обдумывал, а потом погрузился в воспоминания, точнее одно. Страшное и непонятное.