У любви свои планы (СИ)

— А куда ты их дел? Съел?

— Отвратительная шутка, Паркинсон. Да, к твоему чувству юмору мне нужно будет привыкнуть, на это потребуется времени чуть больше, — он всё также внимательно на неё смотрел, не отводя взгляда.

Её мысли, как будто пчелиным роем, начали метаться из угла в угол, словно не могли найти выход. Она не могла сосредоточиться и напряжённо вжимала пальцами в твёрдую поверхность так, что напряжение проходилось до самого локтя и казалось, что одна рука уже онемела.

— Привыкнуть? — она сказала это полушёпотом-полукриком, с примесью шипения. — Ко мне не надо привыкать, Теодор, слышишь? Ты меня зачем сюда привёл? Это всё — для чего?

— Завершился твой испытательный срок, насколько ты знаешь, я ухожу из Министерства на несколько лет. Как только вернусь в обратно, то это будет другой отдел и совершенно другая должность. А тебе я желаю успешной карьеры, — он взял наполовину наполненный бокал и пригубил, сделав маленький глоток, и только потом кивнул ей, холодно улыбнувшись. — За тебя, Паркинсон. Я хочу пожелать тебе… — он сделал ещё глоток вина. — Уметь держать себя в руках, доделывать начатое до конца, расставлять приоритеты и, знаешь, что ещё? Не ссорится с такими, как Гермиона Грейнджер.

— Что? Грейнджер, опять… Да я плевать на неё хотела. На неё, на её карьеру, на то, что она… — Пэнси уже не сдерживала свои эмоции.

— Грейнджер сейчас в отпуске, но как только она выйдет… — он слегка снизил свой тон. —Она займёт приближённую должность к Министру, и это не просто слухи, Паркинсон. Я не думаю, что тебе нужны проблемы. И вообще, это просто добрый совет. Грейнджер — это министерский работник с будущим.

— Да иди ты на хрен, вместе со своей Грейнджер, со всем этим Министерством и своими дурацкими советами, — Паркинсон сказала это так, что если бы она была змеёй, то непременно плюнула бы ядом.

Она резко встала и стул шатнулся, но она мгновенно среагировав, придержала его, громко отодвинув.

— Приятного аппетита, Теодор, — и ненавидяще посмотрев на него, развернулась.

— Паркинсон, остановись. Я просто хотел, чтобы когда я вернулся, ты всё ещё работала в Министерстве, — его тон, он был другим.

Пэнси остановилась и не знала, что ей делать. Развернуться или демонстративно уйти, сделав вид, что не расслышала. Или сесть и внимательно посмотрев на него, выслушать всё, что он ей скажет. Она не понимала к чему был весь этот разговор, и почему он так долго тянул время, выводя её из себя, а сейчас говорит, что хотел чтобы она осталась в Министерстве. Зачем? Они будут работать в разных отделах. Мысли уносили её куда-то далеко, и она продолжала стоять.

— Пэнси, сядь, мы поговорим.

Её мысли как будто столкнулись друг с другом, и в голове произошла какая-то авария. Эмоции снова подскочили, и уже она не в силах была их остановить. Он снова ей приказывает: сядь, встань, помолчи… Нет, только она будет решать, что ей надо, и что ей делать, и стремительно вышла вперёд, не оборачиваясь.

========== Часть 12 “Это не просто эльф” ==========

Снова то самое кафе, только теперь здесь нет ни единого звука, а только густая тьма и тишина, да такая, что слышно только его дыхание.

Чьи-то руки легли ему на плечи, и резкая, пронзающая боль. Он хотел крикнуть и скинуть эти ладони, но будто обездвижен и не может даже шелохнуться.

Только дышать, а дыхание такое надрывистое, тяжёлое, как ломаное, а тишина такая нарастающая… И эти руки причиняют ему боль, ногтями впиваются в кожу, кажется, как будто сейчас они проникнут глубже и дойдут до самого мяса.

У самого уха он чувствует тёплое дыхание, и чьи-то губы так близко…

— Зачем ты обижаешь меня? — голос проникающий и словно разрезающий. — Зачем мучаешь? Зачем причиняешь мне эту боль?

Этот голос ему знаком, эти высокие, истеричные ноты, и этот запах, такой резкий, запоминающийся, удушающий.

Он хочет сказать, повернуться к ней — это же ведь Пэнси, он знает, это она. И он слышит её голос, чувствует её запах, но ничего сделать не может. Он обездвижен.

И снова тишина. Теодор больше не чувствует боли, её ладони исчезли с его плеч. Он смог пошевелить ими, а потом коснулся своей рукой там, где только что были её руки.

Он обернулся, и в этом кафе снова музыка, свет, и много людей. А её нет.

Теодор резко раскрыл глаза и понял, что снова спит в кресле. Холодный замок, его одиночество, и отсутствие Паркинсон на яву.

Впервые это сказал сам себе, пусть и не вслух.

Он встал с кресла и подошёл к камину. Какое-то время он стоял неподвижно и всматривался в эту тьму, он знал, где стоит и что находится напротив него.

— Инсендио.

Он смотрел на огонь, на то, как языки пламя играли друг с другом, слушал треск и грелся от того тепла, что излучал огонь.