У метро, у «Сокола»

— Очень рад был познакомиться. Был уверен, что на Петровке культурный контингент, имел сейчас возможность убедиться…

Покровский примчался на Петровку — сразу к Кривокапе, протянул палец:

— Возьми вот.

— Что это у тебя?

— Краска с иконы. Какой век, надо выяснить. Утверждают, что начало пятнадцатого.

— Сдохнешь, Покровский! Микробы из пятнадцатого века, ты ошалел! Сейчас… Эй, кто-нибудь! Позвоните Мурашовой, я ее видел!

— От иконы не сдохну, там святой дух.

— Это если ты верующий. А если ты простой балбес, какой там святой дух.

Прибежала Марина Мурашова. В янтарном ожерелье, которое ей Покровский год назад сам случайно и подарил. Обработала ему палец разной вонючей дрянью, перевязала.

— Укол в задницу влепи! — посоветовал Кривокапа. — Ему приятно будет.

— Перетопчется.

Какая насмешка: эта небесная женщина перевязывает ему палец. Покровский вспомнил, что говорила Джейн про пальцы… Смутился.

— Ну все, Покровский! — сказал Марина Мурашова. — Теперь мы будем видеться чаще. Завтра с утра на перевязку.

— Я еще у Жунева сейчас изнутри продезинфицируюсь.

— Не сомневаюсь.

— Ордено, блин, носец! — крякнул Жунев. — Гордость советской науки. У сестры икону подрезал. Бар, говоришь, сам прикатился?

— Да. Там не видно, но думаю, что радиоуправляемая основа на колесиках.

— На колесиках, сука! А иконку цап-царап. У родной сеструхи! Ученый в говне моченый.

Остававшийся коньяк Жунев сразу весь разлил, примерно по полстакана. И по ходу разговора еще пару раз воскликнул что-то вроде «ай да ученый, а ты тут взятку лишнюю не возьми!»

— А копии иконы — ты узнал, где он сделал?

— Через посредника, говорит, заказывал. Телефон посредника дал. — Покровский вытащил бумажку, прочел. — Пендерецкий Вацлав Станиславович.

Подумал, что Жунев сейчас что-нибудь язвительное выдаст про поляков. В прошлом году, когда по телевизору напропалую танцевали краковяк, Жунев постоянно Тараса Бульбу поминал. Но нет.

— Известная личность, — сказал Жунев и поднял стакан. — Антиквар с Арбата.

— А! Известная? Что-то прошло мимо меня…

— Дубу дал на той неделе.

— Да что ты!

— Костью за ужином подавился.

Покровский почесал нос.

— Слушай, ну это странно. Известный антиквар, рыло наверняка пухлое, со всеми наверняка знаком.

— Из ЦК к нему приходили, — подтвердил Жунев. — За мебелями.

— Я и говорю! А умер от кости в горло, подозрительно!

— У всех такие же подозрения. Лубянка даже проверяла. Пришли к выводу, что все чисто.

— Можно академику анонимно позвонить будто бы по просьбе этого Пендерецкого, послушать реакцию. Вправду не знает, что антиквар умер, или прикидывается.

— Нужно ли? — спросил Жунев. — Признался же он, что иконку-то подменил. Это главное. То есть, по-твоему, как оно все было? Старушка старушке подарила поддельную икону, думая, что она настоящая. Боксер об этом как-то пронюхал. Мог видеть в комнате Кроевской, когда трубу прорвало. Но вряд ли он понял, что это пятнадцатый век.

— Тем более что это не пятнадцатый, — согласился Покровский. — Но как-то решил, что вещь ценная.

— Почему активизировался только сейчас?

— Получается, он знал, что у соседки есть какая-то икона, — Покровский говорил медленно, будто думал вслух, хотя, конечно, уже неоднократно прогонял через себя эту логическую цепочку. — Некоторое время назад получил дополнительное подтверждение о ее ценности…

— В гостях у генерала! — воскликнул Жунев.

— Да. Зашел разговор о коллекции, у Бадаева щелкнуло. Он же тугодум.

— У тебя, Покровский, теория, что он молотьбу по старушкам устроил такую замороченную, что Альберт Эйнштейн не додумался бы при всем своем нюхе.

Жунев показал рукой большой нос.

— Это часто сочетается, — не согласился Покровский. — Тугодумие и хитрожопость.

Получается, в гостях у генерала Бадаеву подтвердили, генерал и подтвердил, ценность икон Прохора Чернецова. Но как с Прохором Чернецовым соединилась в бадаевской голове икона Варвары Сергеевны? Пока неясно.

Новости из ЦСКА. Семшов-Сенцов нашел свидетеля, который видел, как Бадаев пятого июня вышел из кабинета Голикова сам не свой, имея в руках завернутый в «Советский спорт» прямоугольный предмет. Выглядел нездоровым, на вопросы не отвечал, не крутился вечером с деловитым видом за кулисами по ходу просмотра новых гимнасток, хотя обычно этого мероприятия не пропускал. Плохое настроение Бадаева в этот и следующие дни уже зафиксировано в деле, а новая информация проливает свет на то, когда именно настроение испортилось. И, возможно, почему испортилось.

— С иконой вышел? Давал Голикову, а тот вернул ему назад? Зачем давал, зачем вернул?

— Мог Голиков быть заказчиком? — спросил Жунев.

Включил и выключил вентилятор.

— Заказчиком всей истории? Сомневаюсь. У Голикова сегодня Канада, завтра Швеция, икры полный холодильник, что ему на убийство идти. Скорее так получается, что Бадаев по своей инициативе завладел иконой.

По этой логике выходит, что икона сейчас у Бадаева, если, конечно, именно она была в «Советском спорте». Пора просить ордер на обыск? Или побродить еще вокруг?

— Давай я поговорю с Голиковым, — предложил Покровский.