У меня не было ни малейшего желания три дня без дела сидеть в миссии, не говоря уже о том, что мне пришлось бы по нескольку раз в день посещать службу. Я предпочел это время использовать для изучения местности. Своими планами я поделился со священником.
— Превосходно. Я дам вам хорошего проводника.
Через минуту он представил мне пожилого человека, худого, как он сам.
— А вот и Игнатий. Он знает всех вокруг. Это как раз тот человек, который вам нужен. Походная кровать у вас есть?
— Обойдусь двумя пледами, я привык к спартанскому образу жизни.
— Смотрите, как бы эта привычка не вышла вам боком…
Стыдно признаться, но у меня никогда не бывает с собой необходимого снаряжения и даже провизии. Я всегда путешествую с пустыми руками, хотя полностью отдаю себе отчет в том, что это крайне непредусмотрительно. В моей скитальческой жизни уже не раз выдавались недели, когда я вынужден был голодать, но зато отсутствие багажа позволяло мне быстро перемещаться с места на место… Я люблю хорошо поесть, но в то же время легко перестаю ощущать потребность в еде, когда меня захватывает работа.
Мы идем довольно быстро. Мой проводник вопреки ожиданиям энергично отмеривает шаги. До ближайшей деревни восемнадцать миль, то есть около двадцати семи километров, и мы должны добраться до нее засветло, ибо возможность ночлега в лесу здесь полностью исключена.
Несмотря на то, что уже перевалило за полдень, солнце жжет немилосердно. Фотоаппарат начинает оттягивать мне плечо. Сколько времени мы уже идем? Мои единственные часы остановились. Выбитый из нормального ритма жизни, я забыл их завести.
Длительная засуха лишила кусты и деревья лиственного покрова, и теперь они стоят абсолютно голые, напоминая наши ольховые рощи поздней осенью.
Неожиданно Игнатий поднял руку. Я не могу понять, почему он остановился и делает мне знаки не шуметь. Там, впереди, что-то происходит, но я ничего не вижу. Удивительные глаза у этих людей! Они умеют подметить даже самым тщательным образом замаскированный предмет, выделить на желтом фоне наиболее желтое пятно. Игнатий указывает мне пальцем на траву. Наконец, внимательно присмотревшись, я замечаю маленькую обезьянку, худенькую, беспомощную, ковыляющую на одном месте.
— Что же мы стоим? Поймай обезьянку, мы напоим ее молоком, и она будет моей. Я возьму ее с собой в миссию.
— Не двигайся с места, бвана мкубва! — схватил меня за руку Игнатий. — Павианы ужасно злые. Они идут сюда, чтобы забрать малютку. Им ни в коем случае нельзя преграждать дорогу. Они умные, как люди.
Только теперь я заметил справа от нас целое стадо обезьян. Процессию возглавляли два больших павиана. Обезьяны шли на четвереньках, глядя в нашу сторону. Ближайших из них отделяли от меня каких-нибудь десять метров. Они пересекли дорогу, затем одна из обезьян-предводителей, видимо самка, быстрым движением подхватила малышку с земли, поместила у себя под животом и, поддерживая его одной лапой, пустилась наутек, опасливо озираясь по сторонам. Страх овладел всеми павианами одновременно. Они удирали крупными прыжками, выполнив свою сопряженную с риском обязанность. И только отец семейства остался на месте. Он приподнялся и, стоя на двух ногах, как человек, наблюдал за нами. Он как будто понял, что нам не из чего стрелять, и, дождавшись, пока последние обезьяны скроются в лесной чаще, неторопливо и с достоинством направился вслед за ними.
Мы продолжали свой путь. Я натер мозоль и прихрамывал, но старался не поддаваться. Расстояние, отделявшее нас от деревни, должно быть преодолено. Другого выхода нет. Однако каждый шаг дается все с большим трудом. Звенит в голове, перед глазами мелькают голубоватые тени. Я не могу понять, что со мной происходит. В висках пульсирует кровь, по лицу разливается горячий румянец. Наконец, тяжело дыша, я беспомощно опускаюсь на траву и опираюсь спиной о дерево.
— Далеко еще?
— Уже совсем близко, бвана мкубва.
Я поднимаюсь, собрав остатки сил, но их хватает ненадолго. Колени мои подгибаются…
— Бвана мкубва болен? — забеспокоился Игнатий.
В самом деле, эта мысль только что пришла мне в голову. Я болен. Пробую пульс. Сомнений нет — малярия. Я усаживаюсь прямо посередине дороги, и меня охватывает невероятное желание спать, превозмочь которое я не в состоянии. Спать… спать!.. Зубы стучат от холода. Весь я сотрясаюсь, как в конвульсиях. Глаза застилают слезы.
— Бвана мкубва, вставай. Здесь оставаться нельзя. Деревня совсем близко. Сюда может прийти лев.
— Оставь меня в покое!
Голова разрывается от боли. Ломит суставы и поясницу. Нестерпимый жар охватывает все тело.
— Игнатий, иди в деревню один. Позови людей. У меня нет сил.
— Нельзя, бвана, сюда может прийти лев. Здесь их очень много.
Я уже не слышу, что он говорит. По телу разливается приятная истома. Звон становится тише и доносится откуда-то издалека…
ДОБРЫЙ ЛЕВ