А тем временем «самый умный» человек уже возвращался назад с каким-то узлом в руках. Из-за откинутого края платка был виден огромный живот беременной женщины. Большие груди спускались до самого пупка Это было похоже на гипсовый слепок женского торса, но на самом деле вырезано из одного куска дерева.
Вещь эта не была ни красива, ни эстетична, зато представляла огромную ценность с этнографической точки зрения.
Ожидания и торги продолжались до самого захода солнца. Уже было совсем темно, когда мы вернулись к своей хижине. На сей раз я решил устроиться на ночлег более удобно и послал Игнатия за сеном. Он тут же передал мое приказание джумбе, тот в свою очередь — каким-то мальчишкам, и в результате сена у меня оказалось даже слишком много.
Но каково же было мое изумление, когда джумбе принес мне на фарфоровой тарелке жареную курицу, а вслед за ним вошли две женщины: одна несла чайник с чаем, другая — сваренные вкрутую яйца. Итак, в этот день у меня был настоящий пир. Особенное удовольствие мне доставил чай.
После ужина я присел на пенек у входа в хижину Я вспомнил о годах своей юности, о мечтах и стремлениях, которыми я жил в то время. Если бы я мог тогда представить себе свою теперешнюю жизнь! Если бы мог предвидеть, что станет со мной впоследствии!
Темная, беззвездная ночь. Перед каждой хижиной разведен костер и варится ужин. Над глиняными горшками поднимаются клубы пара, а рядом движутся окрашенные отсветом пламени в пурпурные тона фигуры женщин. Кругом снуют какие-то тени, слышатся приглушенные голоса. Из далекой лесной чащи долетит вдруг писк ночной птицы или лемура, заслюнит на мгновение глаза гигантская летучая мышь, совершая свой бесшумный полет, и вновь воцаряется тишина. Не слышно дикого рычания, невидно львов. И что это люди рассказывают, что здесь их много.
Утомленные болезнью глаза закрываются сами собой. Пора спать. Хижина моя еще не закончена: в ней нет дверей. Поэтому, лежа в постели, я продолжаю наблюдать за кострами. Их далекие огни мелькают в дверном проеме. Вот кто-то перебирает металлические струны, кто-то тянет заунывную мелодию, и всему этому вторит басовитый монотонный говор. Из уст в уста передаются вести о дневных похождениях вазунгу, его встречах и покупках.
Я сам не заметил, как погрузился в сон, и не знаю, сколь долго пребывал в этом состоянии. Меня разбудило низкое гортанное рычание, а скорее даже хорошо мне знакомый хриплый, тяжелый вздох льва.
Я сел на постели и прислушался. Может быть, это просто сон?
Кругом тишина. Огней уже не видно. Даже угли и те погасли. Я смотрю в открытый дверной проем и размышляю: лев или не лев? Ответ на вопрос последовал незамедлительно. На сей раз это не было галлюцинацией. Лев отозвался совсем рядом, прямо за стеной: низкий вздох, затем несколько стонов, все более отрывистых и коротких, переходящих в могучее, хриплое рычание.
Не помня себя от страха, я сорвался с постели и, сделав прыжок в темноте, беспомощно остановился посреди хижины. Что делать? Чем заслонить вход? Лев был всего в нескольких шагах, и жизнь моя зависела от остроты его нюха и доброй воли, а может быть, от аппетита. Что делать?
Я прислушался. Тишина показалась мне бесконечной. Предательская, коварная тишина, таящая в себе опасность, как тропические джунгли.
Но вот рычание повторилось, и теперь уже совсем рядом…
Верный своим привычкам, лев приближался не спеша, преисполненный важности, ничего не страшась и ни от кого не прячась. Выходя на промысел, он оповещает об этом всех и каждого. Он не крадется, как какой-нибудь пресмыкающийся гад или гиена. Не прячется за кусты, а идет открыто по проложенной им же самим тропе.
Нельзя терять ни минуты. Я лихорадочно хватаю свое ложе и заставляю дверной проем. Сквозь сетку мне виден кусок неба, несколько более светлого, чем внутренность хижины. Мысль судорожно мечется в поисках способов спасения. Закричать? Нет. Мой крик скорее наведет льва на след, и я уже никак не смогу остаться незамеченным. Может быть, выскочить и добежать до ближайшего жилища? Но разве лев не догонит меня? Может быть, влезть на крышу? Но лев более ловок, чем я, и он наверняка сделает то же самое. Итак, что же?
Мягкие шаги зверя послышались прямо передо мной. Они приближались справа, и их сопровождало тихое кошачье мурлыканье. Я замираю на месте. Сердце мое готово выскочить из груди. Я отчетливо слышу его удары.
Лев проходит мимо. Но кто может поручиться, что он не вернется? Мурлычет он, кажется, совсем не зло. Однако я чувствую, что колени мои подгибаются, на лбу выступает холодный пот. Еще момент — и я потеряю сознание. Опустившись на землю рядом со своим заграждением, я прислоняюсь к нему обессиленным телом. Льва не слышно. Может быть, он тоже сел и ждет? Ничего не видно, ночь поразительно темная.
Сил больше нет. Веки смыкаются сами собой, и я засыпаю…
Разбуженный ярким солнечным светом, я обнаруживаю, что хижина пуста. Мое ложе заслоняет дверной проем, а я лежу прямо на земле.