У него ко мне был Нью-Йорк

Я видела, как уже на улице он торопливо целовал её — лоб, брови, веки, щёки, губы, шея и открытые плечи. Боль, проступившая на секунду на его лице, и вот, не оборачиваясь, он перебегает дорогу и исчезает в переулках Бруклина. А Иззи идёт в другую сторону. Печальная, медленная, с догорающим огнём внутри. И искра его гаснет с каждым шагом.

Мне кажется, он много лет думал о ней, иначе их возраст не становился бы при контакте таким прозрачным. Их души точно сцепились на полвека раньше. Но тогда они почему-то не дали себе шанса. И может быть, в кафе с горячим шоколадом они виделись в последний раз.

Я тогда подумала, что в Нью-Йорке тоже полно романтики, только она не подмигивает нам с мега-экранов на Таймс-сквер, она не разлита по широким авеню. Впрочем, когда и где она была разлита? В Москве она тоже была скрыта. И сцена в плохо освещённой конфетной лавке «Ну-Ну» была той же природы, что и снег, переливающийся всеми цветами радуги между пятиэтажками на улице Удальцова.

И как хорошо, что мы с тобой успели дать нашей истории шанс не в конце жизни, а посередине. И многое ещё впереди. И мы — Стэн и Иззи, только пятьдесят лет назад, и волосы наши ещё чёрные и кудрявые, и платье моё не из пыльного шкафа, а модное, и тебе никуда не надо бежать, у нас весь мир зажат в ладони, и неважно, какой город — место действия.

Письмо себе двадцатитрёхлетней

Привет. Сейчас март того года, когда тебе двадцать три. Москва. «Динамо». Беспощадный серый снег хлещет в лицо, горожане в одинаково безликих тёмных шапках прячут лица в воротники. Так резко стемнело, ты идёшь навстречу вьюге и хочешь с ней слиться.

Ты на четвёртом месяце беременности. Ты в этот день поняла, что, скорее всего, останешься с этим фактом одна. Ты будешь тем, кого в угрюмой российской реальности называют матерью-одиночкой. Общество не терпит другого сценария. Ты только что впервые попыталась воспринять мысль, что будущий отец ребёнка, вероятнее всего, не останется с тобой. Ты не знаешь ещё, что ваш путь будет состоять из сотен таких попыток разойтись и восстановиться. Позже ты познакомишься с терминами «круги насилия», «качели абьюза», «холодный душ и сахарное шоу».

Но тогда, в тот момент, этот переворот в отношениях на 180 градусов происходит впервые. Правила за несколько часов меняются на противоположные, и ты должна им следовать, хотя тебя попросту забыли уведомить о переменах. Тем более — их согласовать.

«Сердцу не прикажешь». Ты пытаешься исправить ситуацию.

Ты — старые сбрендившие механические часы, у которых все стрелки идут в разные стороны с дикой скоростью и кукушка не затыкается.

Как ощущается тот март?

Как факт: в жизни случился раскол далеко за пределами твоего понимания. Твоего представления о мире. О том, как людям можно или нельзя обращаться друг с другом. Терапевтка Света позже рассказывала, что именно так психика реагирует на травму — непониманием, как работать, будто бы какой-то механической поломкой. Просто рассердиться или огорчиться — это не травма. Травма — это невозможность обнаружить в своём арсенале необходимый для адекватной реакции инструментарий. Травма значит сломаться.

Как факт: судьба бросила тебе пугающий вызов.

Как факт: надо быть сильной, какой ты не была никогда, но ты ведь беременна, тебе бы — созерцания и нежности.

Как факт: ребёнок, растущий в тебе, станет талисманом. Светом, который проведёт через тьму того жуткого марта.

Я смотрю на тебя из будущего и поверить не могу, что судьба — такая колючая, несправедливая, беспощадная и непостижимая в тот момент — приведёт тебя в результате туда, где ты находишься сейчас.

Что ты будешь жить в далёком городе со взрослеющей дочерью, что рядом с вами будет твой Д., что тебе будут под силу крутые, волевые решения.

Что ты станешь самостоятельной. Что ты нарастишь свой профессионализм, научишься зарабатывать деньги, узнаешь, что такое привязанность, дружба, сострадание, поддержка, сила, слабость, глубина, энергия.

Сейчас это не получится осознать.

Но в итоге ты не то что не будешь ни о чём жалеть. Ты будешь поражаться остроумию Бога, будешь чокаться с ним игристым и благодарить за то, что всё сложилось именно так.

А пока тебе двадцать три, будущая мама, у тебя круглые щёки, каре каштанового цвета, грустные глаза, серое шерстяное пальто и замёрзшие пальцы, ты наступаешь в слякоть злой Москвы и ты беременна, кто бы тебя обнял.

Прямо в кровь

Летним утром того же года станешь мамой. Слёзы смоет чистейшим высококачественным окситоцином, впрыснутым прямо в кровь. А молоко увлажнит подушку.

Природа неспроста положит тебе в объятия именно крохотную бархатную девочку, С.